Читать «Спартанки» онлайн - страница 44

Галина Щербакова

Она уже ничего не понимала в жизни. Это ее мальчик говорит про суды? А девочка даже не чмо - сирота убогая. Деньги лежат в герани. Материна квартира свободна. Она, Мария (Мери - коротко и забойно), вышла на неизвестной остановке, ни север, ни юг, и звать ее никак.

- Отец мне поможет откосить. Он обещал. Настя может у нас жить, а то ей у тетки голодно.

Она ничего не слышала, кроме того, что был, оказывается отец. Когда он возник? Как? Почему такие вещи прошли мимо нее?

- Ты согласна? - спрашивает сын.

- Он же знать тебя не знал, - тупо отвечает она.

- Настя полы мыла в его офисе. Там и встретились. Он нормальный, мама.

«Она еще и поломойка, - думает Маша. - Баба Лиза бы спятила». И она подумала, что хорошо, что ее нет, а значит, нет умножения трагедии. Все досталось ей. Целиком.

- А в школу ты ходишь? - спрашивает она, глядя не на девочку, а в окно, эти проклятые стекла пора мыть. Если она поломойка, пусть помоет и окна.

- Я кончила школу в прошлом году. Хотела поступить в медицинский, но родители попали в аварию. У меня братик во втором классе. Нас взяла тетка, но учить не захотела. Я пошла к Петру Семеновичу (Боже мой, это Петька). Он мне очень помог. А потом выяснилось, что он ваш бывший муж.

- Ты забыла, мама. Мы с Настей уже дружим два года. Сколько раз ты мне говорила: «Тебе звонила Настя». Забыла?…

Почему она должна это помнить? Звонили и Лены, и Оли, и Ксюши. Это что, повод запоминать?

Сбылся страшный школьный сон. Ее вызывают к доске и спрашивают о битве под Полтавой (всегда почему-то именно о ней), а она не может вспомнить, что такое Полтава. Влтаву знает, Полпота почему-то тоже - тиран, а Полтава рассыпается на буквы. Не помнит ни-че-го. И просыпается в ужасе, и хочет уснуть снова, чтобы ответить на вопрос: оказывается, вне сна она знает ответ даже очень хорошо.

- Окна помоешь? - спрашивает не она, а какая-то совсем другая, не чужая, а чуждая ей женщина с другим, подловатым голосом.

- Конечно, - отвечает Настя.

- Нет, - говорит сын, - окна я ей мыть не разрешаю. У нее может закружиться голова. Я сам помою.

- А ты знаешь как?

- Познаю! Познаю! - смеется сын. Это его детское слово. Когда он, маленький, спрашивал ее, а она отвечала «не знаю», он требовал: «А ты познай, познай!».

Как давно это было, как бесславно прошло. Что он еще говорил про девчонку?… У нее маленький брат, ей голодно у тетки и она… Ну да! Это же главное. Она беременна! Внутри этого детского тела уже живет ее внук или внучка. Этот непрошенный родственник ей кружит голову, а сына наполняет неведомой силой борьбы: затаскаю по судам. Чужой, неведомый мир. Ее в нем нет. Она зависла над пропастью, зацепившись руками… за что? За что она может зацепиться руками? Если не за кого, то и не за что, отвечает себе же. Это же чижу ясно. Или ежу? Но почему, черт возьми, ежу ясно, а ей нет? Опять эти легкие, невесомые мысли о матери. Она понимает ее состояние ухода навсегда. Вот и у нее балкон - протяни руку. Но эти двое рядом. Жанна не д’Арк, сын не солдат. Они смотрят на нее. Девчонка допивает воду из ковшика и трется мокрыми губами о плечо Васьки. Васька разглядывает окно, на котором следы дождя и грязи.