Читать «Спартанки» онлайн - страница 17

- Прости. Не знала. Ты все так же польский резидент?

- Ты случайно меня застала, - почему-то она точно знает, что он врет, - я как раз собираюсь улетать в Польшу. Гружу чемодан.

- А книга вышла?

- Конечно. Я не делаю пустой работы.

- Намекаешь? - зачем-то спрашивает она, уже заранее предчувствуя хамство.

- Намекаю, - как-то зло отвечает он. - Бэт! Не тяни кота за хвост. У тебя ко мне дело?

- Ну, знаешь, - кричит она ему. - Нечего хамить. Я позвонила с добрыми намерениями… Узнать… Ты тогда так исчез…

- Е-мое! - уже кричит он. Вспомни еще советскую власть.

- А что она тебе сделала плохого?

Ее затягивает какая-то наглая, тупая трясина. Да скажи ему: «Пошел ты на…й!» Или вежливо так: «Ко мне пришли». Но ей будто всласть это истязание.

- Пока, Бэт! - говорит он. - У меня дела. Ко мне пришли. - И первый кладет трубку.

Какому слову научила ее Марина? Konac - по-польски смерть. Она знает: это слово у нее - от него. И не случаен этот выброшенный календарик. Ее хотят убить! Ей посылают знак смерти! Боль пронзает ее насквозь.

Надо срочно позвонить Ольге. Она умеет снимать порчу. Элизабет у нее училась, с ее помощью переучивалась, восхищаясь ею и, что там говорить, завидуя. Красивые пальцы с перстнями, ноги длинные с красивой изящной стопой, вал волос.

- Никогда не перебивайте говорящего. Ждите следующей фразы. В ней может быть смысл. Она может напрочь опровергнуть все предыдущее. А все произнесенное вслух - практически уже лекарство. Выговорившемуся надо только утереть губы.

Она была успешна во всем, эта Ольга, и сейчас Элизабет услышит ее голос, мягкий, спокойный, спасающий. Но было занято. Глухо занято. Долго-долго. Хотя время Элизабет уже было совсем другим. Оно уже не понимало минут и стрелок. «Не перебивайте говорящего. Ждите следующей фразы. В ней может быть смысл».

Элизабет цепенеет от отчаяния. С ней такого не было никогда. «Пока, Бэт! Ко мне пришли». Как она, сильная, двинула Петьку, пришлось тому зуб выплевывать. А как она разбирается с этими комолыми телками, как стягивает рваные нитки отношений, связей. Она умеет. Она умная. Она сильная. Но слова, ее же слова, не проникают внутрь, они пролетают мимо, как стрелы бестолкового лучника. Вдруг откуда-то, прямо из-под кожи, слова Машки: «Да это ты во всем виновата. Я не видела тебя счастливой. Вечный гон… Куда? Ты хоть помнишь меня маленькую?» Всем телом Элизабет хочет вскрикнуть: «Я все помню, доченька. Все!» Но, оказывается, нет у тела органа, чтоб докричаться до дочери. И вдруг, как на транспаранте, ЭТО: «Я уже никому не нужна. Я уже климактерическая особа. Мой удел… Konac». Удел, узел, увал, увалень… Почему она раньше не замечала неуклюжесть буквы «у», как бездарно она тычется рогами?

Ей становится душно, вот и снова душное «у». Надо выйти на балкон. Он у нее хлипкий, из тех, что ставили еще в скорости советских застроек-башен. Чем ему не угодила та власть? Она хочет туда, обратно. Она была тогда молода. Она была тогда девчонка. У нее было будущее. Какое еще будущее, если в нем два «у»? Она держится за перила и смотрит вниз. Упасть. Но с какой стати? Ей, сильной, удачливой. Нет, упасть…