Читать «Тринадцатый Император. Часть 2» онлайн - страница 142
Никита Сомов
- Нехорошо это, Михаил Николаевич, - осуждающе покачал головой граф Берг, стоящий рядом и так же наблюдающий эту картину.
- Федор Федорович, поверьте, как от худой яблони не может быть хороших плодов, так и иезуит никогда не может быть верным сыном России, - спокойно ответствовал Муравьев.
- Возможно, но почему бы не поступать с ними как с остальными арестованными, с крестьянами например? Посадить в тюрьму, получить признание...
- Потому что ксендза трудно заставить говорить даже в тюрьме. Это вам не крестьянин, которому одного слова довольно, и он все расскажет. Исключения лишь те, которые, кроме бытности в банде, совершили какие-нибудь другие преступления, или были в шайке жандармов-вешателей, либо кинжальщиков, убивавших мирных жителей по приказанию народного управления. Да, впрочем, они никогда и не сочувствовали мятежу, и напротив того всегда были на стороне нашего правительства, а шли в банды, как уже сказано, страха ради.
Ксендза же, как и любого человека, действующего сознательно, по убеждению, нельзя запугать тюрьмой. Он никогда не потеряет самообладания, будучи брошен за решетку, потому что для него в ней нет ничего непредвиденного. Прежде чем приступить к делу, он уже зрело обдумал свои действия и их последствия. Следовательно, еще до заключения в тюрьму он уже знал как ему следует вести себя в ней. Он знает, что для него всего лучше было молчать - не проговариваться ни другу, ни недругу. В таких обстоятельствах, от ксендза никогда и ничего добиться. Другое дело - какой-нибудь пан. Ему и не снилась тюрьма, когда он шел до лесу. Все его мысли были заняты своею возлюбленною панночкою, которая, по возвращении, конечно, целым и невредимым, и по избавлении своей отчизны от варвара-москаля кинется ему на шею. Гордыня и гонор, ведут его. Никто из этих слабоумных, настроенных ксендзами, и не воображал, что затеянное ими дело может принять какой-либо худой оборот. Для них тюрьма совершенно неожиданна, и, попадая в нее, они не успевают собраться с мыслями, побороть свои растерянность и страх. Когда человек в таком положении, то не трудно его поймать на удочку, да так, что он и сам этого не заметит.
Недавно привели в тюрьму молодого пана, пытавшегося уйти верхом от войск, преследовавших его банду. Когда его схватили, он растерялся до такой степени, что в тюремной канцелярии, приняв солдата за коменданта, обратился к нему с словами: 'ваше высокоблагородие'. Один из моих адъютантов, Буланцов, видя его замешательством, тотчас надел мятежническую одежду, и когда пана заперли в каземат, велел ввести туда и его самого, в виде арестанта. Едва войдя в камеру, бросился он к поляку на шею и давай его целовать, говоря: 'Ах Боже, ах Боже мой! И пан-командир попался сюда. Разве совсем уже разбили нашу банду?'. Поляк выпучил на него глаза, а потом говорит: 'А вы, пан, тоже из наших?'.
Поручик, ничуть не растерявшись назвал по имени всех офицеров банды и самого начальника банды, которые знал из показаний уже захваченных мятежников, а себя назвал унтер-офицером. Пан, совсем запутавшись, долго смотрел на него, да и говорит: 'Действительно, припоминаю; вы не пан ли Ж.....?'. Поручик подтвердил его догадку и всеми силами начал располагать его к себе. Поговорили они о несчастной Польше, о проклятых москалях, о разбитой банде, а под вечер завели откровенный разговор, в котором пан выложил, где спрятаны оружие, порох, съестные припасы и другие принадлежности банды, и все это впоследствии было найдено.