Читать «Половецкие пляски» онлайн - страница 117
Дарья Симонова
«Анька — истеричка. Вечно лезла, куда не надо. Помнишь Володю? Интеллигентнейший мужик, умница, напился однажды, стал резвиться, женщин беспокоить. Так Аня ему бутылкой по башке съездила. Слава богу, все обошлось. Она всегда ерзала не по делу. С ней даже идти в приличное место было рискованно — не знаешь, что выкинет. Нелепая экзальтация — слезы, приступы бешенства и какая-то одновременно скрытая подлянка, крысиная хватка. Когда шла рядом, умудрялась держаться за меня обеими руками — будто боялась, что ветром унесет добычу. Она была жадная до чужой жизни, все хотела, чтоб я ее привел к своим — мол, посмотреть на «других» людей, на новую породу. Господи, да везде один и тот же обезьянник!.. Ей было не понять, она, к сожалению, была плебейкой до самых селезенок, дело не в происхождении, а в этой беспорядочной жадности и несдержанности. Кусок ей кинешь чего угодно — она моментально его глотала, не разобрав, что и зачем… Хотя все было при ней. Что ни говори, Анька уродилась красавицей. И волосы эти тяжелые, с рыжиной, и глаза такие, знаешь, пикантно раскосые, губы не слишком мясистые, но по типу негритянских — будто вывернутые наружу. Наша мадам Петухова, как вы ее называете, решила сделать Анюте доброе дело — подарила ей платье и туфли. Я так думаю — «на тебе, боже, что нам негоже», но Анька пищала от радости. Одевалась она неважно, прямо скажем, но и с каких щей ей было одеваться, она ж все протестовала, из дома уходила, набродяжничаешься — привыкаешь к тому, что есть, сам знаешь. Так вот, подаренную одежку она не снимала две недели, а потом вдруг выменяла на пластинку у каких-то алкашей. Пластинка классная, ничего не скажу, тогда редкость, что-то из джаза, не Армстронг, но тоже смачный морщинистый мэтр. Плакали Анькины тряпки. Она в них как раз собиралась фигурять на какой-то нашей вечеринке. Зато Аня напялила что попало и врезала Петуховой по лицу. Ей показалось, что та имела на меня виды, а мы просто стояли на балконе, и мадам надо мной издевалась: мол, что ж это «твоя Золушка» опять черт-те в чем, где платье посеяла… Я на Петухову не обижался, с ней невозможно ни дружить, ни ссориться, она ж как шарик на резиночке, прыгает себе по жизни и плевать хотела, кто ее там наверху мотает туда-сюда. А вот Анька на нее, конечно, разозлилась. Она не подслушивала, нет, это не в ее стиле. Она почуяла! Как зверь. Это она умела».
(«…я-то думал, — бормотал про себя Глеб, — все вы князья благородные, серебряные, в крайнем случае позолоченные, а вы, оказывается, чумазенькие, как, собственно, и я. Шарики на веревочке. Рассказывай, папа, мели Емеля — твоя очередь…»)