Читать «Из книги «Смак корней, или В поисках утраченной правды»» онлайн - страница 23

Борис Евсеев

«Крымчаки» вышли. Крымская земля, которую Саша когда-то с болью оторвал от костей, мышц и сердца, снова к его сердцу приросла. Казалось, надо остыть, дать материалу улечься (в самом себе, не в книге). Но Саша тут же решил писать другую книгу.

Без футбола

Несколько раз он рассказывал один и тот же сон про отца:

— Вдруг появился у меня в Москве, на кухне, говорил со мной… Наверно, отец снится потому, что я не все сказал о нём, что хотел. Он ведь родился под Волгоградом, потом — Крым, потом война, партизанщина, его рассказы про то время… Но самое интересное, это когда он — тогда уже директор крымского «Книготорга» — брал меня с собой в поездки. О чём мы только тогда не говорили! Отец хотел чтобы я стал физиком, или имел дело с книгами. Надо писать про это ещё, ещё!

Тут Саша снова переходил к рассказам о Крыме. Потом мы по очереди вспоминали особенности и приметы южных рынков, вкус и запах вина, майские и октябрьские купания.

И только футбол он уже почти не хотел вспоминать. Летом 2007 года позвонил мне в Анапу, спросил, что я делаю. Я ответил «купаюсь», и в свою очередь спросил его: «А ты, наверное, в футбол играешь?»

Даже через полторы тысячи километров, отделявших Анапу от Москвы, я почувствовал, как скривился Саша.

— Не говори мне про футбол. Не хочу… Я конечно ещё напишу про Стрельца (так он называл Эдуарда Стрельцова). Меня очень просят. Но там будет не столько про футбол, сколько про наши покалеченные судьбы. Футбол для меня сейчас — дело десятое. Я написал новую новеллу! Пошлю тебе её частями, эсэмэсками.

Я стал Сашу от эсэмэсок отговаривать, но он кипятился, говорил: «Некоторые уже и романы из эсэмэсок сочиняют. А суть новеллы можно уложить в несколько фраз. Я пришлю!»

Он прислал только название новеллы. Правда, оно состояло из четырёх строк.

Берлин

Сашино берлинское настроение — как ту эсэмэску — тоже можно уложить в несколько строк.

Мы — Александр Ткаченко, Афанасий Мамедов и я — уезжали из Германии подавленные. Нас объегорили наши же соотечественницы, не помогли с транспортом, не пригласили на выступления, заставили платить из наших скудных денег какие-то отчисления… Саша был в ярости. На Конгрессах ПЕН-клубов он от отечественных нескладух и чиновничьего хамства слегка поотвык.

Молодые соотечественницы, выпроводили нас в Берлин задолго до вылета в Москву. Впереди был почти целый день. Поехали в центр. Долго гуляли по Унтер ден Линден. Может, под влиянием перебранок с чиновницами, умело отравившими наше — это касалось только нас троих, прилетевших в Германию сверх плана — пребывание в чудесном Лейпциге, Саша хандрил, критиковал немецкую архитектуру.

Подошли к реке Шпрее, к знаменитому Берлинскому собору. Здесь Саша немного успокоился. Хотя собор и был им охарактеризован, как слишком помпезный, он всё же слегка примирил Сашу с Берлином.

— Даже стихов захотелось, — сказал он. — Кто знает что-нибудь немецкое, про Берлин? Конечно, кроме: «По берлинской мостовой, кони шли на водопой».