Читать «Русский, красный, человек опасный.» онлайн - страница 105

Так же бодро (или, как было модно говорить в последнее время, "бодрячком") Дед Мороз с обеих рук начал расстреливать сидящих в зале.

Музыка оборвалась, как лопнувшая струна. Кто-то метнулся к двери, но она оказалась предательски заперта. Дедушка расстрелял обоймы до конца, положил автоматы обратно в мешок, вместо них достал пистолет.

На сцене уже никого не было – кроме фальшивого Деда Мороза и остолбеневшего Макаревича. Остальные музыканты, побросав свои инструменты, пытались спрятаться за черными колонками.

– Ну, Макаревич, – сказал Дед Мороз, – Вот и пришла твоя смертушка.

– Не надо, – скорее прошептала, чем проговорила рок-звезда. – Я всего лишь музыкант.

– Ты давно уже не музыкант, – сказал Дед. – Ты лабух. И политическая проститутка. За Ельцина призывал голосовать? Советский Союз хулил хулями? Теперь отвечать надо.

– Я же просто музыкант, не нужно… – сказал Макаревич. По его лицу вдруг потекли слезы.

– Э, брат, политика – вещь суровая. Уж коли полез в нее – будь готов к смерти.

С этими словами Дед Мороз выстрелил, и великий музыкант, кумир поколения 70-х-80-х годов 20-го века, с пулей в голове упал мертвым на сцену.

В тяжелую запертую дверь бились охранники, кто-то стонал в зале, залитом кровью и спиртным из расстрелянных бутылок. Дед Мороз бросил на сцену какие-то листочки из кармана кафтана и направился к окну.

***

(немного ранее)

Старшего лейтенанта ФСБ Макара Корзинкина перевели работать в центральный архив Службы. Тот архив, который на Большой Лубянке, 2. Основной.

Перевели временно – в какой-то степени даже пожалели – могли и вообще вышибить со службы – Макар завалил одно серьезное дело. Корзинкин работал против левацких организаций – всяких там неосталинистов, неотроцкистов, неомаоистов и прочей шушеры – ну и немного засветил и себя, и Службу, когда одна небольшая организация под громким названием "Красный реванш" якобы хотела что-то взорвать на 7 ноября. Никто и ничего взрывать и не собирался, дело было липовое, но информация просочилась, поднялся истошный визг о зубатовщине, гапоновщине и азефовщине – и Макара спрятали от греха подальше. По крайней мере, пока пыль не осядет, как сказал ему начальник, полковник Волков. Посидишь в архиве, поможешь архивариусам старые дела разбирать. И все такое.

Пыль категорически не хотела оседать – и Макар уже второй месяц сидел за столом, на котором лежали старые пожелтевшие папки с надписью "Хранить вечно".

В паках ничего интересного не было – бесчисленные протоколы допросов, дела по шпионажу, параллельные и перпендикулярные троцкистско-бухаринские центры, монархические, белогвардейские и эсеровские организации – то есть все то, чем органы занимались в 30-е годы. Уже через неделю стало смертельно скучно.

Однако в конце второго месяца нашлось кое-что интересное. Очень интересное.

***

– Что тебе, Корзинкин? – спросил полковник Волков, не прекращая что-то высматривать на экране своего ноутбука.

– Вопрос серьезный, товарищ полковник.

– Какие у тебя серьезные вопросы? – пожал плечами начальник. – Ты же теперь серьезными вопросами не занимаешься. Ты теперь у нас архивный червь. Ну, что там у тебя, выкладывай.