Читать «Эй, там, на летающей соске!» онлайн - страница 50

Мария Сергеевна Романушко

А главным делом твоей жизни стало: покорять деревья, оборудовать на них места обитания – “строить дома”, сооружать переходные мосты, качели и канатки…

А потом ты открыл в лесу железнодорожную платформу – Левобережную. И стал ездить на электричках. Пока всего лишь на один перегон – в ту или в другую сторону – “Посмотреть жизнь”, как говоришь ты. Это случается не каждый день, всё-таки ты пока ещё живёшь в лесу, в своей экологической нише. Но я чувствую, что в нашей жизни в очередной раз наступает новая эпоха…

Я ХОЧУ НАПИСАТЬ ТЕБЕ ПИСЬМО

– Ты очень огорчён?

– Да.

Разрушен твой новый дом на сосне. “Враги разрушили”, – говоришь ты. И никак не хочешь, не можешь согласиться с тем, что это был ветер. Или… твои приятели заходили в твой дом в твоё отсутствие. И не рушили его, а просто весело пожили в нём.

Я хочу написать тебе письмо. Чтобы этот разговор не забылся. Об испытаниях, посылаемых каждому. Чем сильнее человек – тем больше испытаний. Как говорит наш друг Феликс: “Нам посылаются испытания, значит, Бог помнит о нас”. Испытания сегодняшние – лишь подготовка к завтрашним. Это смысл нашей жизни: строить, восстанавливать то, что ломает толпа. Вспомнили Сахарова. Швейцера. Христа…

Был как раз Великий Пост.

“ВСЕГДА, ВСЕГДА, ВСЕГДА Я С ТОБОЙ!”

– Как это возможно: быть одновременно со мной, с Ксюшей и с папой? Тем более – всегда, – говоришь ты.

Оказывается, сынок, – возможно. Оказывается – по-другому никак и нельзя. Если любишь…

ГДЕ Я НАЙДУ НАШ РАЙ?

Мой мальчик. Когда я вспоминаю время твоего раннего детства, мне кажется – я вспоминаю жизнь в раю… Аллея цветущей жимолости, белой и розовой, по которой мы ездили с тобой на молочную кухню… Лопающиеся тополиные почки. Сияющий белыми звёздами жасмин… Вселенная запахов, пришедших, как мне казалось, из сказок Андерсена. Цветущая бузина… Всё цвело тогда на земле. Забыть это невозможно.

Твоё первое лето…

Вышла в булочную. Иду знакомой дорогой, по которой когда-то ходила, катя впереди себя голубую коляску с моим мальчиком, по которой столько раз ходила, держа его, подрастающего, за руку. Иду знакомыми двориками: здесь мы гуляли когда-то с тобой… В этих песочницах ты лепил свои куличи, а потом замки… На этих качелях, самозабвенно раскачиваясь, напевал свои песенки…

Мерзость запустения в нашем раю. Рай остался только в моей памяти. Скелет песочницы. Скрученные винтом железки качелей. И ничто не цветёт, не пахнет… На месте нашей любимой клумбы, где всегда порхало столько бабочек, – груда мусора. А полянка, где ты, бывало, бегал босиком, падая со смехом в траву, – плотный, ощетинившийся слой битого бутылочного стекла…

Куда я пойду с моей девочкой? Где я найду наш рай?…

* * *

И всё-таки эта весна – весна надежд, повторяю я, как заклинание.

* * *

“11 апреля 1990, Страстная среда, около полуночи…

Здравствуй, Володя!

Сегодня весь день мысленно писала тебе письмо. И вот приходит Гавр с работы – а в руках у него письмо от тебя!…

Я тысячу раз уже писала тебе письмо в мыслях своих, но вот руки до бумаги не доходят… Прости! И знай: неприход писем не означает их ненаписания. И уж тем более, что мы будто бы забыли тебя! Мы тебя любим. И держим близко-близко – в поле своей любви. Ведь ты это чувствуешь, правда?