Читать «Фигуры на плоскости» онлайн - страница 2
Максим Александрович Осипов
О чем говорят эти двое? Ясно без слов, что по многим пунктам — молитвы в школах, однополые браки, продажа оружия, что еще есть? — запрещение абортов, смертная казнь, реформа здравоохранения — они расходятся. Парадокс — демократия отвратительна, но лучше нее ничего не придумано, — это они твердо усвоили, особенно дипломат, человек государственный. Но главное — оба, Алберт и Дон, хорошо послужили своим семьям, Америке.
А вот турнир не только на Дона с послом — на всех произвел удручающее впечатление. Две новости — на «А» и на «Ай», с которой начнем? На «А» — Альцгеймер: бедняга Левайн, Джереми, славный малый, один из хранителей их традиций, ужасно сдал. Не забыл еще, слава Богу, как ходят фигуры: дебюты разыгрывает уверенно, автоматически, а дальше все у него разъезжается. Соперники, отводя глаза, спешат предложить ничью. Десять — двенадцать ходов, и — ну что, согласимся, Джереми?
Он и всегда-то был человеком приветливым, а теперь непрерывно смеется мелким таким смешком. Честное слово, не по себе от него: седой застенчивый ребенок, кого-то еще узнает, но и это, все понимают, закончится — когда именно, сказать трудно, болезнь Альцгеймера развивается непредсказуемо.
— Меня он узнал, — утверждает посол.
Дона такие вещи не трогают:
— Это не заслуживает обсуждения.
Его возмущает не Джереми — бывает, болезнь, — а Кэролин, жена его: шахматы — не богадельня.
Ее, этой самой Кэролин, было действительно многовато: «голубчик», «мой сладкий», зовет она Джереми, Кэролин неотступно с ним — от шахмат до перемены памперсов.
— Всю жизнь крутила им, как радиомоделью. А компьютером пользоваться не научилась. Представляете, Ал, я письма ей посылаю обычной почтой!
Кэролин верит, что погружение мужа в шахматную среду затормозит его слабоумие. Джереми, с ее слов, вернулся чуть не на год назад.
— Достойный итог нашей деятельности, — усмехается Дон. — Стоило ехать в такую даль.
Им приносят еду. Разговор продолжается.
— Если у тебя нету ног, не занимайся лыжами, — заявляет Дон. — Я противник всех этих олимпийских игр для хромых.
— Мне вы можете это сказать, Дон, но я б не рискнул такое произнести перед более широкой аудиторией.
В любом случае исключать старого товарища из турнира — бесчеловечно. И вообще — посол машет рукой — его интересует, знаете ли, процесс, а не результат. Еще бы, думает Дон, с такой игрой, какую ты в последние годы показываешь…
— Дон, вы ведь тоже с ним сделали ничью?
Сделал. Вопреки убеждениям.
В самолете — своя логика прекращения и возобновления беседы. После еды стариков клонит в сон.
Будет нормально, спрашивает Дон, если он немного подремлет? А потом они поговорят про Айви, про русского, серьезная тема, что-то надо решать. Дон прикроет глаза, задернет на некоторое время шторки, побудет в своем. Там, у Дона внутри, тикают шахматные часы, по доске двигаются фигуры, едят друг друга, потом их всех убирают, кто-то в выигрыше, кто-то в проигрыше, все справедливо. В мире, в котором хотел бы жить Дон, все справедливо.