Читать «Коммандос из демиургов» онлайн - страница 324

– Ты правильно делаешь, брат, никогда не открывай незнакомцам душу…даже тем, кто одной силой мысли может создать или разрушить целый мир.

Слова степи были услышаны нежданным гостем, и он, признавая свое поражение, склонил голову и тихо обронил:

– Ты правильно делаешь, вождь, что молчишь. Душа подобна горному озеру, она манит к себе, и слишком многим к ней хочется прикоснуться. Кто-то, мучимый жаждой, решит напиться и невольно замутит воду, внося, как песчинки, сомнения. Кто-то прополоскает запылённую одежду и поднимет воспоминания, похороненные в самой глубине и лежащие на дне, словно ил. И очень немногие просто постоят на берегу, любуясь кристальной чистотой…

Чужак замолчал, а опытный воин, с лёгкостью читающий степь, как открытую книгу, заметил, как глаза пришлого, ещё несколько минут назад горящие неистовым светом, заволокло пеленой тоски, и они стали зеркальным отражением его собственных глаз. И орк вдруг понял, что мужчина, кем бы он ни был, страдает не меньше его. Что это гордое воплощение силы готово просить помощи у простого орка. Орка, пытающегося жить, будучи обречённым на медленную смерть от одиночества.

Глядя, как незнакомец нервно сжимает кулаки, воин, давно забывший, что такое милосердие, отложил меч, подошёл к нежданному гостю и, положив руку на его плечо, позволил бушующему в нем вихрю отчаянья вырваться наружу:

– Когда в твоей груди поселяется боль, то поначалу ты боишься дышать. Тебе кажется, глоток воздуха убьёт тебя, и ты сдерживаешь дыхание. Но жажда жизни оказывается сильнее…И ты осторожно делаешь вдох…Тебе не становится легче, боль все так же терзает, но однажды ты просыпаешься и понимаешь, что привык к этой боли. Она врастает в тебя, как дерево, растущее на склоне горы, врастает в землю, чудом занесённую туда ветрами. Ты научишься жить с этой болью, как когда-то научился ходить. И придёт день, и ты поймёшь, боль стала частью тебя… Иногда она будет для тебя занозой, навечно поселившейся в сердце…а иногда она будет превращаться в дикую кошку. И когда ты уверишься, что зверь мирно дремлет у тебя на груди, он вдруг выпустит когти и полоснёт ими, как кинжалами, по зарубцевавшейся ране. Ты будешь биться в агонии, умоляя послать тебе смерть, но забвение так и не придёт… А ты снова начнёшь привыкать к своей вечной пытке, день за днём, зная, что завтра твоя боль не утихнет.

Орк говорил все тише и тише, признавая свое поражение. Казалось, что воин смирился, сдался судьбе…Но вдруг он резко вскинул голову, яростно сверкнул глазами, и его голос зазвенел, как тетива, натянутая на оголённых нервах:

– Чаще всего боль терзает тебя по ночам, когда ты молишься богам, чтобы они избавили тебя от этой муки, но они, как в насмешку, заставляют память переживать минуты, когда Она была рядом. И ты подобно скупцу, пересчитывающему монеты, будешь перебирать воспоминания… Ты спрашиваешь, что даёт мне силы жить? Я отвечу. Это надежда, маленькая искра глупой надежды на то, что я вновь увижу Ее. Пока есть надежда, я готов терпеть эту муку и жить ради призрачной встречи.