Читать «Жизнь на старой римской дороге» онлайн - страница 5

Она тайком от отца, взяв с нас слово не выдавать ее, помогала прачке стирать белье, подметала, мыла полы вместе со служанками, выбивала пыль, варила обед, разводила огонь — и делала, в конечном счете, все, что делает любая женщина в провинции.

Она не могла жить без всего этого.

А когда осел подходил к дому — все становилось на свое место. Мать и все в доме наряжались так, словно собирались на свадьбу.

И все же это плебейское отступничество матери не ускользало от внимательных глаз отца.

— Опять? — сердился он.

Мать смиренно улыбалась, брала его руку, прижимала и щеке и молчала.

Молчал и отец, обезоруженный ее покорностью, но где-то в глубине души у него вскипал гнев. Он поднимался к себе и долго, долго ходил по комнате…

Оба были упрямы.

Отец был убежденный аристократ.

Мать — убежденная демократка.

До конца дней своих отец так и не примирился с демократизмом матери, а мать — с его аристократизмом.

* * *

Мать знала, что у отца в Стамбуле есть женщина. Но относилась к этому спокойно, и отнюдь не от безразличия к мужу, а скорее от большой любви. Любя мужа, она прощала ему и его грехи.

— Он ведь мужчина, — говорила мать, — мужское сердце не знает покоя…

Помнится — это было после смерти отца, — когда мой старший брат пустился в путешествие по черноморским торговым городам, мать вручила ему узел с богатыми подарками для стамбульской женщины. И еще помню, что, вручая узел брату, мать прослезилась. Она хотела, чтобы женщина из Стамбула была так же почитаема в доме, как и все, что связано с памятью об отце.

В Стамбуле узел с подарками был принят тоже со слезами: о смерти отца его стамбульская возлюбленная впервые услышала от моего старшего брата.

Две женщины убивались по одному мужчине, который наполнил их души нежной и мучительной любовью. Брат рассказывал, как он навестил ее, как она узнала его сразу, обняла, поцеловала и заплакала.

— Она высокая, стройная женщина, с длинными волосами, греческим носом, светло-карими глазами и черной родинкой на шее, — рассказывал он.

Мать восторженно внимала каждому его слову и плакала.

— Бедняжка, сиротой осталась, — говорила она сквозь слезы.

И по сей день не могу постичь всей глубины ее любви. У меня кружится голова и замирает сердце, когда я пытаюсь заглянуть в эту бездну…

Моя мать не была образованной женщиной, ее учение дальше Библии не пошло, но великая сила любви подняла ее до высот безграничной душевной цельности.

Если женщина любит, она может взвалить на себя тяжесть целой горы.

* * *

Как я уже говорил, огромное удовольствие доставляло матери по вечерам, а по воскресеньям и днем, сидеть в углу комнаты, поджав под себя ноги, и читать Библию; сперва за упокой души отца, а потом — и за моих братьев-пандухтов .

— Эту главу — моему Геворку… — говорила она, переворачивая страницу. Не успевала она прочесть и строки, как ясные глаза ее наполнялись слезами. Закончив одну главу, начинала другую:

— А это — моему Левону…

После чтения мать долго молча молилась.

На все вопросы о тех или иных святых или событиях, описанных в Библии, она отвечала подробно и с удовольствием.