Читать «Жизнь на старой римской дороге» онлайн - страница 42
Ваан Тотовенц
Представьте себе человека, который один-одинешенек идет ночью по кладбищу, подходит к свежей могиле, вытаскивает покойника, бросает на землю, разматывает кефин, затем водворяет покойника на место, направляется к ограде и, перемахнув через нее, идет домой и спокойно ложится спать.
Узнав эту тайну зятя Манука, мы прониклись большим уважением к нему, хотя с тех пор и мы при виде его испытывали некий мистический ужас.
Когда домашние уговаривали его оставить это дело и стыдили, он отвечал:
— Ремесло у меня простое, мужицкое.
Было у зятя Манука и другое достоинство; он умел искусно имитировать собачий лай. И этот талант не раз выручал его на кладбище. Заслышав шаги или голоса, он поднимал страшный лай, и люди в ужасе разбегались. Даже армяне, жившие неподалеку от кладбища, услышав среди ночи этот лай, покрывались холодным потом, крестились:
— Опять он могилу раскапывает, о матерь божья!..
Когда мимо окон зятя Манука проходила похоронная процессия, он скалил зубы и цинично замечал:
— О, мой хаджи-Мустафа к аллаху отправился, сегодня же раздену тебя, налегке скорей дойдешь…
И укладывался спать, чтобы ночью чувствовать себя бодрым.
* * *
Был у зятя Манука осел. Долгие годы служил этот осел своему хозяину. А когда состарился, хозяин решил продать его. Многие уговаривали: отпусти ты его на все четыре стороны. Но зять Манук продал осла. Все диву дались, отец сказал:
— Такого осла мог купить только осел.
Спустя восемь дней покупатель подал в суд — просил сделку считать недействительной, так как, — писал истец-покупатель, — осел не переваривает овса и, стало быть, вот-вот околеет.
— Что я, подрядился чужих кур кормить? — возмущался жалобщик.
Присутствующие на суде уже решили было, что зять Манук влип. Но зять Манук нашелся с ответом:
— Я осла продавал, а не мельницу.
Суд нашел претензии покупателя необоснованными и вынес решение считать сделку состоявшейся.
14
Полна странностей была жизнь на старой римской дороге, и еще более странными были армяне, возвратившиеся к нам из Америки. Они привезли с собой лишь внешний лоск, английские слова да искривленные рты: выговаривая слова, как английские, так и армянские, они кривили рты.
Взять хотя бы нашего знакомого, оболтуса Ованеса, который по возвращении из Америки почему-то вдруг стал пароном Ованесом. Говорил он по-армянски так, словно издевался над родным языком, казалось, что-то очень горячее перекатывал во рту.
— Ты смотри, как он английский выучил, даже по-армянски говорит как по-английски… — удивлялись местные простаки.
Составив себе представление об английском языке по «английскому» произношению неуча-миссионера и вернувшихся из Америки армян, я прямо-таки возненавидел этот язык. Позже, когда мне пришлось овладеть английским и получить американское образование, я понял, что совсем не обязательно кривить рот, когда говоришь на языке Шекспира, Диккенса и Байрона.
Это гримасничанье армян из Америки продержалось всего несколько лет: изнашивалась заокеанская одежда, забывались и заокеанские замашки. Нелепое «собак лайт» сменялось простым и понятным — «собака лает».