Читать «Бомба для империи» онлайн - страница 117

Евгений Евгеньевич Сухов

– Согласен, – протянул Ленчик. – Серьезный господин этот Густав. Ну, хорошо, – он посмотрел на Севу и улыбнулся, – я буду осторожен…

– Да уж, пожалуйста, – ответил без улыбки Всеволод Аркадьевич.

На этом разговор с Ленчиком был закончен.

* * *

Подходящего человека на роль подсадного «грача» Сева нашел за день перед разговором с Ленчиком. Но сначала Всеволод Аркадьевич имел беседу с бывшим чиновником по особым поручениям Иваном Николаевичем Быстрицким…

Долгоруков свел знакомство с Быстрицким семь лет назад, когда зашел в ночлежный дом Бутова, что располагался в Мокрой слободе, в надежде отыскать человека, а лучше – актера, который бы мог сыграть предложенную ему роль представителя «Товарищества виноторговли К.Ф. Депре». Такого человечка он нашел – бывшего актера Городского драматического театра Павла Лукича Свешникова, Царствие ему Небесное. Но перед этим через заводилу попрошаек Долгоруков познакомился с бывшим чиновником по особым поручениям еще при военном губернаторе Казани Ираклии Боратынском.

Тогда Ивану Николаевичу было пятьдесят, но, несмотря на возраст и несомненные частые водочные возлияния, он в штопаных панталонах и драном на локтях сюртуке выглядел вполне представительно, к тому же свободно изъяснялся по-французски и по-немецки. В ночлежный дом бывший чиновник попал из-за сразившей его любви, когда он был уже женат и имел двоих детей. Ох уж эта любовь в возрасте! Не любовь, а самая что ни на есть напасть! Моветон, ежели не сказать чего похлеще. Это настоящая беда и… настоящее счастие. Это горе и одновременно радость. Это и боль, и ни с чем не сравнимое наслаждение, какового еще не приходилось испытывать в жизни. Одним словом, любовь в возрасте после сорока – умопомрачение и полнейшее безрассудство. Горькое блюдо, замешанное на сладком соусе, где на десерт приходится всего-то треть.

Женщина Быстрицкому попалась, что называется, роковая: вытянула у него вместе с деньгами все жилы и разум, и Иван Николаевич совершил законопротивный проступок, похитив казенные деньги из губернаторской канцелярии. Началось следствие, кража открылась, и Быстрицкий был предан суду, вердиктом которого был лишен всех прав состояния и отправлен в Сибирь. Женщина тотчас отвернулась от него, и он в отчаянии наложил на себя руки, то есть повесился прямо на этапе в Сибирь. Его спас какой-то каторжанин-хохол. Ежели б не он, то к настоящему времени Иван Николаевич давно кормил бы могильных червей в какой-нибудь придорожной могиле.

Отбыв начертанный судом срок, Быстрицкий вернулся в Казань, где давно уже стал никому не нужен: ни бывшей жене, которая через Сенатскую комиссию добилась развода, ни детям, попросту предавшим родного отца. Что оставалось делать? Куда деваться? И Быстрицкий стал попивать, и причем весьма прилично. Вот и опустился до самого дна…

Всеволод взял его на заметку, и когда ему понадобилось «инспектирующее лицо» для «дела Скалона», он пригласил бывшего чиновника по особым поручениям. Тот с отведенной ему ролью справился отменно. Надо полагать, у Быстрицкого тоже имелись актерские способности, иначе ему не удалось бы так достоверно провести «распеканцию» служащих всех рангов в небезызвестном Волжско-Камском коммерческом банке. А возможно, он играл самого себя, был лицом значительным, служил при губернаторе Боратынском и не подвергся человеческой напасти, зовущейся любовью.