Читать «Аттестат» онлайн - страница 4
Юрий Павлович Герман
Ужасно было неприятно.
До отвращения просто.
И не верится, но, с другой стороны, сам же сказал. Я опять у начфина переспрашиваю, он опять мне всю историю в точности пересказывает.
А через день пошло между всеми на корабле:
— Гаврилов женился.
— Успел, когда с Черного к нам ехал.
— Оторвал номер инженер.
А начхоз наш возьми да и спроси:
— Вы что ж, товарищ инженер-капитан-лейтенант, женились и даже нам не рассказали? Разрешите поздравить?
Гаврнлов весь вспыхнул и отвечает:
— Поздравляйте, если вам угодно.
Встал и ушел, даже шахматы рассыпал.
Причем все ведь знают, что у него трое детей и жена где-то мучаются. А может быть и погибают или уже погибли.
Отношение к Гаврилову сразу переменилось. И так вышло, что с награждением его почти никто не поздравил. А он с этого дня в кают-компании совершенно перестал бывать, и если у него часок выдается, то он все у себя в каюте сидит с книжкой, или с таблицами, или еще с чем-то и работает. Сух со всеми до предела, но корректен, ничего сказать нельзя. Ни в Дом Флота, ни в кино — никуда не ходит. Заперся сам в себя и ни с кем в близкие отношения не вступает. А меня это, понимаете ли, злит. Никогда у нас таких историй не было, И решил я с ним объясниться.
Приглашаю к себе, он является.
Спрашиваю:
— Чем объяснить ваше поведение по отношению к вашим товарищам офицерам?
Молчит.
— Не желаете отвечать?
Молчит.
— Вы демонстрируете свое нежелание общаться с коллективом офицеров. Вы, по всей вероятности, обижены на офицеров. В чем дело?
Опустил голову, молвит. Я продолжаю:
— Мне кажется, что вам чувствовать себя обиженным, по меньшей мере, странно. Вы пожинаете плоды поступка, совершенного вами. Подумайте о том, что я вам сказал, и перемените свое поведение. Так на корабле не живут.
Еще ниже опустил голову. Сам, знаете ли, бледный, худой, глаза печальные. Мне его и жалко почему-то, и злость разбирает.
«Эх, — думаю, — Зоя Васильевна, Зоя Васильевна! Вот он, твой-то. Обменял тебя на какую-то Антропову О. Н., и все дела».
И представляется мне эта самая Антропова с перманентом, окрашенным перекисью, и с выщипанными бровями.
А Гаврилов между тем спрашивает:
— Разрешите быть свободным?
Я совершенно вскипел от его тона. Тон сухой, враждебный, гордый. Я спрашиваю, глупость, конечно, до сих пор стыдно, как вспомню. Взял и спросил:
— По крайней мере, на ком вы изволили жениться?
Он на меня посмотрел свои ми спокойными, грустными глазами и, знаете, вдруг усмехнулся. И, ничего не объяснял, вдруг говорит такую фразу:
— Я полагаю, Павел Петрович, что никого весь этот вздор касаться не может.
Представляете? Еще вздором называет. Неприятный произошел разговор. Я повысил голос, он покраснел. Так, ничего не добившись, я его отпустил.
И все осталось по-прежнему.
Работает прекрасно, сам выбрит, спокоен, корректен. Ни с кем ни слова.
Так мы и жили какое-то количество времени.
Пошли мы конвоировать транспорты и наскочили на немцев. Пощелкали их, немного и нам досталось. В горячке боя я не знал, что и как с людьми. Держал я свой флаг не на том корабле, где служил Гаврилов, и только по окончании боя мне доложили, что в числе восьми раненых имеется и инженер-капитан-лейтенант Гаврилов, ранен он был не очень тяжело, но испытывал, как мне позже сказал врач, тяжкие страдания. Держался же по-прежнему сухо и гордо…