Читать «Киберпространство и проблема спасения» онлайн - страница 13

Александр Секацкий

А философия и, вообще, теория, построенная на экзистенциальных принципах христианства, занялась другими проблемами. Ведь приведение к общему знаменателю во Христе не отменяет задачу дальнейших преобразований и души и тела — преобразований, ориентированных общим вектором вознесения. Важнейшей среди них была задача повышения проводимости духовных импульсов, что в негативном смысле означало устранение всех сопротивлений прохождению Зова. И для этого, в частности, устранение неоднородности социальной среды.

Заметим, что демократические преобразования это, помимо всего прочего, синтез однородной социальности, демонтаж перегородок между иудеем и эллином, аристократом и простолюдином, братом и первым встречным. В каком-то смысле революция, приводящая к скачкообразному преодолению неоднородности, тоже есть теология прямого действия.

Возделывание внутреннего мира это христианский шанс, предоставленный, вследствие подрыва громоздких инфраструктур воспроизводства человека как zoon politikon. Располагая точкой опоры Иисуса (не о ней ли тщетно мечтал Архимед?) можно устремляться и в открытый космос и в закрытый внутренний мир, поскольку все навигационные приборы надежны. Одним из первых такую попытку предпринимает Августин в «Исповеди». Августин знает, в каком смысле душа по природе своей христианка, ведь он застал и другую природу психеи — ту, которая воспроизводилась исключительно путем публичной гласной процедуры, которая постоянно нуждалась в полисе, чтобы не угаснуть, не расчеловечиться. Если угодно, греческая психея требовала «страхового полиса» — весьма дорогостоящего и доступного лишь свободным гражданам устройства. Можно сказать, что Иисус взял страховку на себя, освободив и сирых, и убогих, и малых сих от непомерных взносов, гарантировав одухотворение («одушевленность») всякому уверовавшему посредством ясных и очевидных истин, облеченных фактичностью факта.

Тут, кстати, можно и вспомнить, что греки не владели навыком чтения про себя, подавляющему большинству из них было доступно лишь чтение вслух — скандирование, рецитация. Августин, умевший читать про себя, вызывал удивление окружающих, хотя шла уже новая, наша эра, отсчитываемая от рождества Христова. Новая эра формировала навыки чтения про себя и письма про себя; началось возделывание внутреннего мира, куда давала неограниченный доступ новая христианская природа души.

Августин еще помнит, кого следует благодарить за обретенную свободу самополагания. Богостоятельный характер гарантированности внутреннего мира еще не обрел иллюзию самостоятельности. В дальнейшем писатели уже не испытывают нужды в поминании того, кто обеспечил их самой реальностью психологического реализма. Заносчивость писателя, регистратора внутреннего мира, склонного возблагодарить скорее Музу, чем того, кто несет ответственность за сохранение самотождественности индивида при любом психологическом разнообразии еще извинительна на фоне самомнения специалистов частных наук, полагающихся на автономность разума в обход того, кто саму эту автономность полагает. Они теперь могут зарываться в факты, не опасаясь обвалов в туннелях теории, а лишь выискивая кратчайшие пути к плодоносной породе. Их теоретические изыскания опираются на то же основание, что и исследование первопроходцев интроспекции.