Читать «Магнолии, девушка, солнце...» онлайн - страница 122

Татьяна Михайловна Тронина

И убила в конце концов.

Маруся никогда никому не желала смерти (историю с Леонидом Урмановым можно было считать исключением, да и то отомстить она ему так и не смогла!). Но в случае с «турецким другом» все было по-другому. С тех пор как она своими глазами увидела его смерть, то испытала нечто вроде облегчения. Как будто стало легче дышаться… Он исчез. Он больше не станет ее преследовать!

Единственное, что теперь пугало ее, – это то, как произошедшее могло отразиться на Егорке. Он был вполне здоровым ребенком (по крайней мере, так утверждали врачи), но что такое здоровье? «Турецкий друг» тоже, судя по всему, был физически здоров, да и Виталик тоже, но что такое творилось с их «эмоциональной сферой», как выразилась бы врачиха из женской консультации, которая вела курсы для беременных?..

Маруся так страстно любила Егорку, что вечно воображала всякие ужасы. Ее страх за ребенка был настолько силен, что порой она не находила себе места. А когда он болел, Маруся становилась совершенно невменяемой.

Пару раз Егорка простужался – и как же тогда пугалась Маруся! Некоторое время у него были проблемы с животом, потом резались зубки, и он капризничал и отказывался от еды, и каждый раз Маруся обмирала от страха.

Она ни на секунду не выпускала его из своего внимания, то и дело бегала проверять, где он, что делает, спит в данный момент или бодрствует.

Когда Егорка стал ползать, она только усилила внимание…

– Маруся, это не мое, конечно, дело, – как-то кисло заявила Алевтина Климовна. – Но ты совершенно сумасшедшая мамаша! Если так пойдет дальше, то ты испортишь ребенка.

– Чем это я его испорчу? – насторожилась Маруся.

– Своей любовью, чем же еще! На прошлой неделе два раза вызывала «неотложку», когда у Егорки температура чуть больше тридцати восьми была, а сейчас вот стираешь, а сама то и дело к себе в комнату бегаешь проверять, как он там… Представляю, что будет, когда он подрастет!

Маруся ничего не ответила. В словах Алевтины была своя правда – с тех пор как родился Егорка, Маруся словно забыла о себе, полностью растворившись в ребенке, но что в этом было плохого? И разве могла она заставить себя меньше любить его?..

«Может быть, она завидует мне? У самой-то детей никогда не было… – растерянно подумала Маруся. – Хотя нет, непохоже, чтобы она мне завидовала!»

В самом деле, уличить Алевтину в обычной женской зависти было нельзя. Соседка с трудом терпела присутствие ребенка в квартире, ее раздражал Егоркин плач, хотя мальчик редко позволял себе капризничать, и, главное, брезгливое выражение теперь прописалось на Алевтинином лице.

Материнство казалось Алевтине Климовне ненужным, утомительным, неприятным, слишком физиологичным процессом, превращающим человека в животное. А ребенок сам по себе – бессмысленное нечто, основная функция которого – непрерывно есть и непрерывно пачкать пеленки. И все.

Она с трудом терпела происходящее в их коммунальной квартире в отличие от Виталика, которого, наоборот, появление Егорки преобразило, и Модеста Павловича, настроенного вполне благодушно…