Читать «Новый военный гуманизм: уроки Косова» онлайн - страница 9

По мере угасания холодной войны в поле зрения политиков попадают более масштабные проблемы, вышедшие на первый план в связи с войнами, обусловленными распадом Югославии. Главная роль среди них принадлежит требованию государствами или альянсами права вмешиваться в эти события на гуманитарных основаниях, благодаря которому они могут существенно расширить диапазон законного применения силы. Есть согласие по выбору времени такого вмешательства, но основания касательно самой «гуманитарной интервенции» формулируются по-разному, отражая различную оценку целей и вероятных последствий «новых норм оправданного вмешательства».

В целом варианты действий делятся двояко: те, что осуществляются под эгидой Организации Объединенных Наций и в соответствии с Хартией ООН, которая принята за основу международной законности в период после Второй мировой войны, и те, которые осуществляются в одностороннем порядке государствами или альянсами, не уполномоченными на то Советом Безопасности (например, США, НАТО, или в прежние времена Варшавский Договор). Если такие альянсы достаточно сильны, самонадеянны и отличаются слаженным внутренним порядком, то они могут называть себя «международным сообществом» (что в целом обычно для США, а часто и для НАТО). Больше вопросов возникает по поводу первой категории, но она в данном случае не относится к нашей теме. Нас скорее интересуют «новые нормы оправданного вмешательства» со стороны тех государств и альянсов, которые не ждут или не получают соответствующих полномочий от международного сообщества, а используют силу просто потому, что «верят в ее справедливость». На практике это сводится к «новой готовности Америки делать то, что ей кажется правильным», не считая операций, осуществляемых в «не самых важных странах», не представляющих интереса для господствующей мировой сверхдержавы (например, миротворческих интервенций в государства Западной Африки, получивших санкцию Объединенных Наций задним числом).

В каком-то смысле расширение диапазона интервенции всегда было законным и даже поощряемым, но трудно осуществимым именно в период холодной войны, поскольку «открыто неповинующиеся, лентяи и раскольники» — те, кто сопротивляется миссии, — в то время могли полагаться на поддержку коммунистических сил, видящих свою цель в мятежах и свержении действующей власти, а в конечном счете и в завоевании мира. С окончанием холодной войны «нарушители порядка» были уже не в силах препятствовать добрым деяниям цивилизованных государств, и «новый гуманизм» отныне мог процветать под мудрым и справедливым лидерством последних.

Но есть и противоположная точка зрения, согласно которой реализация «нового интернационализма» есть не что иное, как проигрывание старой пластинки. Это модернизированная версия традиционной практики, которой некие силы противились в рамках биполярной системы мира, оставлявшей им определенную возможность для неприсоединения, — данное понятие полностью теряет смысл с исчезновением одного из полюсов. Советский Союз, а также до некоторой степени Китай, могли ограничивать действия западных государств в рамках традиционных сфер собственного влияния, и не только при помощи военных средств устрашения, но и своей, хоть и редкой, подчас оппортунистической готовностью оказывать поддержку тем, кто стал мишенью для западной агрессии (на практике — для США, по причине их очевидного превосходства сил). С исчезновением советской военной угрозы победители в холодной войне стали более свободны в выражении своей истинной воли под маской добрых намерений и преследовании интересов, хорошо известная арена которых лежит далеко за пределами обители цивилизованности.