Читать «Завещание каменного века» онлайн - страница 79
Дмитрий Гаврилович Сергеев
Завтра же с утра засяду писать свод законов. Думаю, что управлюсь с этим делом за несколько часов. А потом пойду в машинный зал, произнесу пароль, отдам ей приказ вычеркнуть из памяти всю чепуху, которой она начинена, и задам собственную программу. В маленьком каменном мешке астероида наступит золотой век.
С этой благою мыслью я заснул.
Во сне я продолжал мучиться, придумывая формулировки новых законов, какие отныне будут соблюдаться в объединенном государстве Суслов и фильсов.
Какое-то неясное сомнение все время грызло меня.
"Одним человеком можно пожертвовать ради блага всех".
"Одним человеком можно пожертвовать ради блага всех".
Кто это сказал?
Машина.
В чем же будет состоять разница между ее, Машины, законами и моими?
Всемогущество сновидения перебросило меня через тысячи лет в мое собственное прошлое…
Я тогда учился на первом курсе университета. Жили мы не то чтобы бедно, но лишнего рубля в доме не водилось. Родители пускали квартирантов. В моей комнатушке за дощатою отгородкой поселились двое парней. Оба были приезжими, оба учились на вечерних курсах поммашинистов и работали кочегарами. (Железную дорогу тогда еще не электрифицировали).
И у них, и у меня подошла пора экзаменов: я корпел над интегралами, они вслух зудили железнодорожный устав. Правила вождения пассажирских и товарных составов странным образом сплетались у меня в мозгах с формулами начального курса высшей математики.
"Человек на путях – не препятствие" – бубнили они в два голоса.
– Что? – переспросил я.
– Человек на путях – ие препятствие, – повторил один из них, Толик – широколицый, большеносый парень, недавно приехавший в областной центр из своего медвежьего захолустья. Толик быстро освоился в городе, даже завел себе девушку. Он вообще очень способный – такие нигде не пропадают. – Правило, – пояснил он.
– Понятно.
У меня хватало своих забот, какое мне дело до правил, действующих на железной дороге – на экзаменах об этом не спросят.
На беду жесткое правило накрепко засело в башке, и вспомнилось некстати.
К Толику зашла его девушка, они собрались на танцы или в кино, не помню. Мебели в нашей каморке – три койки, этажерка да крохотный столик в две доски, намертво присобаченный к подоконнику. Больше уже ничего нельзя было поместить, даже табуретки. Тося чинно сидела на Толиковой постели и, вытягивая полу юбки, старалась прикрыть ею свои коленки. От смущения и робости о,на не смела поднять глаз. Она тоже недавно приехала в город из деревни и поступила на курсы медсестер. Похоже, что у них затевалось всерьез: к тому времени, когда Толик получит диплом помощника машиниста, а она станет медсестрою, состоится свадьба.
Во всем виноват Толик: не нужно было так долго заниматься своими штиблетами. Не представляю, как он добивался безукоризненного зеркального блеска? Сапожного крема я никогда у него не видел-он пользовался одной слюною – поплюет на носок, и драит до седьмого поту. Пока он в тесном коридорчике усердствовал с сапожною щеткой, мы сидели с Тосей друг против друга. Я тоже держался скованно. Мой взгляд непроизвольно возвращался к ее коленкам – как она ни старалась, они все равно выглядывали из-под юбки. Самое удивительное, что мне вовсе не хотелось смотреть на них – так получалось. Мы оба тяготились молчанием, одному Толику было наплевать.