Вэдан сидел в своей комнате, действительно с книжкой в руках. На столике перед ним стояла литровая бутыль с прозрачной остро пахнущей жидкостью. В тарелке остатки горячего капустного салата лежали вперемешку с многочисленными бычками. Увидев Инедирта, Вэдан выронил книжку и встал, тяжело оперевшись на спинку кровати. По его движению Инедирт понял, что Вэдан очень пьян. Впрочем, если какие-нибудь сомнения и оставались, бледное и опухшее лицо Вэдана их снимало окончательно.
– Присядь, – с трудом ворочая языком, сказал Вэдан. – Подожди… минуточку.
Инедирт некоторое время слушал, как Вэдан идет по коридору – неровно шаркая ногами и бормоча. Видеть он этого не мог, но услышал, как Вэдан наткнулся на открытую дверь какой-то комнаты и с грохотом упал. Встать после этого он не смог и дальше пошел на четвереньках.
Единственное, что обнадеживало – путь Вэдана лежал в душ.
Инедирт схватил со стола бутылку и метнул ее в утилизатор. Пройдя по комнате взад-вперед, он увидел, что из-под тарелки с салатом торчит белый краешек бумаги. Скорее всего, это было письмо. Инедирт осторожно извлек листок из-под тарелки. Он имел такой вид, как если бы его неоднократно яростно мяли, а потом пытались разгладить. На бумаге отчетливо отпечатался круг от стакана, в левом нижнем углу красовалось пятно рассола. Часть иероглифов расплылась, но прочесть их все еще было можно. Почерк был слишком легким и причудливым в начертании базовых символов, чтобы принадлежать мужчине.
Баруг быстро пробежал письмо глазами.
Я знаю, Вэдан, что ты обо мне думаешь, но ты не прав. Я много чего говорила в последнее время, но я часто лгала.
Чтобы уберечь тебя.
Инедирт достал тебя, но сделал он это через меня. Если бы ты не любил меня, если бы мы не были вместе, если бы ты не был таким хорошим человеком – ты бы не пошел спасать Мэнира, и ничего этого не было бы.
Ты победил кэцэров, но что если бы тебе это не удалось, как не удалось тем семерым, которых Инедирт отправил на смерть до тебя?
Я была бы виновата в смерти того, кого люблю.
И я не пережила бы этого.
Я люблю тебя, всегда любила и буду любить.
Но Инедирт никогда не оставит тебя в покое. Он уже сделал тебя национальным героем, теперь он сделает тебя лидером нации. А я не хочу быть той веревочкой, за которую тебя тянут к трону императора.
Кого он в следующий раз «пошлет в Священную рощу» чтобы заставить тебя делать то, что нужно ему? Кроме меня, у тебя не осталось ничего, ты сам это сказал. Значит, я следующая пешка, которую Инедирт двинет в игре против тебя. Вэдан, я не боюсь за себя. Ах, Вэдан, я без звука сожаления умерла бы за тебя – если бы не знать, что этим обрекаю тебя на насилие над тобой, на нечто страшное и мерзкое.
Я любила простого парня, сареаса из первого города…
Если же ты воспринимаешь ситуацию иначе; если тебе вольготно и приятно в образе национального героя, и – в скором будущем – Отца Всех Детей, – то ты не тот, кого я любила. Это значит, что тот, кого я любила, уже умер. Ты пойми, я ничуть не умаляю ни твоей смелости, ни мудрости, ни силы, благодаря которым ты победил кэцэров. Но ты не выбирал этого, насколько я знаю. Ты стал героем поневоле, ты никогда не был идейным борцом за освобождение сареасов и думал, как и все мы, что победить инопланетян невозможно. Скоро тебя убедят в обратном; ты забудешь, потому что наша память хочет выжить, забудешь, что по всему этому извилистому пути тебя недрогнувшей рукой провел тот, кого ты любил. Ты дал сареасам многое, Вэдан.
Ты дал нам веру в то, что мы можем победить и сами. Без Хранителей, вечно опекавших нас. Сами – а ведь за всю полуторатысячелетнюю историю нашего народа мы ни единого поступка не сделали сами. Мы просили у Хранителей – и они нам давали. Есть старая лерская пословица: «Если хочешь накормить человека, дай ему не рыбу, а вершу». Хранители всегда давали нам именно рыбу; ты же дал – вершу.
И я не хочу видеть, как ты разменяешь этот светлый ореол на мелкие интриги в Совете Трехсот или как вы назовете новый аналогичный орган. Инедирт родился и вырос в империи, и он построит здесь то же самое; но хотя бы поначалу он будет придерживаться декораций республики. Не хочу видеть, как ты будешь благосклонно смотреть на спины тех, кто будет лизать тебе пятки. Сареасы сейчас искренне влюблены в тебя, а любовь часто толкает людей на безумства. Они будут молиться тебе – искренне. И ты сорвешь с них тонкий плащ цивилизации, под которым в вас сидит вечно голодный злой ящер, а уж разорвете эту тонкую тряпку вы вместе.
Но я – лерка, Вэдан.
Теперь, оставшись один, ты станешь неуязвим, и это даст тебе преимущество над Инедиртом, хотя бы ненадолго. Свободен лишь тот, кто потерял все, ради чего стоит жить… и ты сможешь противостоять его планам, пока у тебя снова не появится то, что тебе дорого.
Я надеюсь, ты воспользуешься этой передышкой, чтобы вырваться от него. Выход всегда есть, хотя иногда это всего лишь щель, узкая, маленькая, незаметная.
Я уезжаю в Лери, с мужем, и только отец знает, куда точно. Он не сообщит этой информации никому, у него психоблок на инфаркт.
И если у Чаара вдруг остановится сердце, ты будешь знать, что причиной этому не годы. Тогда я сообщу тебе сама, где меня искать. Если тебе нужно будет сбежать, спрятаться, переждать – знай, что на одной из бескрайних плантаций Лери для тебя всегда найдется место.
Я пишу путано, но мне сложно собраться с мыслями. Наверное, все то же самое можно было бы сказать гораздо короче, но я боялась, что ты меня не поймешь, и старалась растолковать тебе все подробно. В конце концов, это последние мои слова к тебе.
М.
