Читать «Супружеские игры» онлайн - страница 117

Мария Нуровская

– Будь она проклята, эта свобода. По мне, лучше Сталин, чем то, что сейчас творится.

– Болтаешь, сама не знаешь что. При Сталине на Украине такой голод был, что доходило до людоедства, родители поедали останки своих детей.

Леночка пожимает плечами:

– Это уже история, а теперь мир совсем другой. Все веселятся, а тебе подыхай.

– Это веселье, как на «Титанике». Посмотри только, что делается в Югославии, в Грузии…

– Вот я и говорю, не надо было трогать это болото. Пока оно было стоячим, хоть как-то, но можно было жить. А мне пришлось с таким столкнуться! До сих пор не могу поверить, что все это происходит со мной… Сперва эта Агата избила, а уж как меня перевели… и говорить не хочется тебе… – Она умолкла на минуту. – Нет, все-таки расскажу. Надо же перед кем-то исповедаться, возможно, легче не станет, но говорят, надо… Бабы меня просто насиловали. Думала, наложу на себя руки, но человек настолько привязан к жизни… я и не подозревала, что настолько…

Она замолчала, уставившись на свои неподвижно лежавшие на столе руки.

Не в силах принять какое-нибудь решение, мы ждали, что развязка наступит сама собой, но она не наступала. Я жила у дяди, а Эдвард торчал один в пустой квартире.

До этого он раз в год отвозил дядю на вокзал, когда тот собирался в санаторий, но теперь ни я, ни дядя не обратились к нему, пока он сам не предложил. Загрузив чемоданы в машину, он бросил:

– Ну, пока…

Но я знала, что он вернется. Чувствовала и была на взводе.

Он вернулся. Когда я заваривала кофе на кухне, у меня тряслись руки. Кофе на подносе я принесла в кабинет. И вдруг мы кинулись друг к другу…

Вернувшись в камеру, я улеглась, закинув руки за голову. Мне предстоял еще вечерний туалет, такой проблематичный на этом крошечном пространстве. Мне до сих пор не удалось справиться с тем смущением, которое я испытывала, обнажаясь в присутствии посторонних. Никогда не было уверенности, что я опять не паду жертвой подсматривания, которое считала таким же омерзительным, как и мастурбацию при свидетелях.

Моясь над тазом, я всегда старалась повернуться к моим сокамерницам спиной и непроизвольно прижимала локти к бокам, чтобы заслонить грудь от посторонних взглядов. Но мытье до пояса было куда меньшей проблемой, чем от пояса и ниже. Чуть ли не с чувством отчаяния я снимала белье, а потом приседала на корточки над тазом. В такие минуты мне казалось, что все они смотрят на меня, следят за мной. Однако я никогда не отваживалась посмотреть в их сторону…

Лежу я, ни о чем не думая (это был своего рода перерыв, передышка), и вдруг дверь открывается и на пороге возникает Элюня – та самая, что в первый день моего прибытия сюда нокаутировала меня ударом под дых. Теперь-то мы были в хороших отношениях.

– Дарья, – говорит она. – Дуй к нашей Изе, у нее к тебе дело.

Я села на нарах.

– А что, я одна пойду? – спросила я, не в силах скрыть своего удивления – в это время суток переход в административную часть был закрыт на все засовы.

– Ступай, охранницы тебя впустят, – ответила Элюня и вышла.

В коридоре не было освещения, и мне с трудом удалось отыскать двери, ведущие в помещение, где безраздельно правила Иза. В первой комнате было темно, но во второй, поменьше, горел свет. Иза, по своему обыкновению, сидела за письменным столом на фоне бронированного шкафа. На ней, как всегда, был форменный китель, под ним виднелась блузка с вышитыми розочками, что никак не вязалось с тюремной униформой.