Читать «Скворец №17 (рассказы)» онлайн - страница 77

Когда Хазбулата не было дома, а у старого хозяина пе предвиделось никаких дел, Орко дремал или пасся за оградой. Он поднимал голову и смотрел на горы, на небо, на кустарники, вдыхал сладкий запах лугов, а иногда вдруг чуял свежеё веяние холода, стекавшего с белых горных вершин. Он жил со спокойной совестью существа, занятого делом и тем одним оправдывающего свое существование. Он ощущал теплую шкуру свою, плотное брюхо, крепкие ноги, чуткие уши и острые глаза и сам себе казался прекрасным и нужным. Он был доволен собой, своими хозяевами, не только старым, но и молодым, которому прощал его проказы. Он был доволен также двором, в котором жил, курами, собакой, с которой никогда не ссорился, коровой, ничем ему не мешавшей, всем миром, полным вкусных запахов и красок, радующих глаз.

Однажды к хозяину пришел сосед Мустафа.

— Говорят, что в каком-то районе на ишаков напала хворь, — сообщил ему по секрету Мустафа. — Ты ничего не слыхал? Что за хворь, ты не знаешь? Может, какая-нибудь чума? Или, может, скотская язва, прах их возьми? А ещё говорят, что эта самая язва или чума пробирается в наш район. Скажи, Кунай, ты ничего не слыхал?

Нет, Кунай ничего не слыхал ни о какой язве и чуме, но черная забота закралась в его душу. Тем болеё что кто-то, как он узнал потом, стал выгонять своих ослов. По аилу ходили темные слухи. Говорили, что от ослов болезнь переходит на рогатый скот. И что скоро в районе введут карантин. Может, все это выдумали глупые старухи, но вот Мустафа уже выгнал свою

Хазбулата — своя обида быстро в нем утихла и совсем забылась перед обидой мальчишки. Ослу получать пинки дело привычное, но за что же бить мальчишку, спрашивается? Что он сделал такого?

Когда солнце скрылось за скалами, в ущелье стало темно и прохладно, и Орко выбрался на поляну. Сияли звезды, мигали в аиле огни, оттуда стелился кизячный дымок и запах вкусной еды. Он привычно затрусил к дому — дорогу он знал — и, пробравшись огородом, остановился у ограды, на которой ещё болталась веревка. Эту самую веревку продевали в колечко на кожаном ошейнике, а раз ошейник оставался на нем, значит, думал Орко, его должны привязать к ограде, потому что ошейник был все равно как знак его принадлежности человеку. Обнюхав веревку, Орко совсем успокоился и стал ждать, пока его покормят. Хозяйка при свете керосиновой лампы доила в сарае корову, корова жевала кукурузную солому, собака пошумела в конуре, но, узнав Орко, успокоилась, продолжая спать. Орко копытом задел тазик, в который ему наливали воды и насыпали овса, обнюхал его, облизал языком и пофыркал, напоминая, какой зто делал всегда, чтобы наполнили. Все здесь дышало привычным уютом, слышался шорох кур на насесте, запах открытой печки в середине двора — слава богу, он снова был дома, у себя во дворе. Не дождавшись еды, он опустился на передние ноги и, похрустев соломой, растянулся, и задремал, и сразу забыл все странные события дня, показавшиеся ему несообразным сном. Во сне он вздрагивал, вспоминая, как плакал Хазбулат, ему казалось, что и сейчас он слышит его плач. И вспомнились ему отчетливо — до боли в боках — острые лодыжки, жесткий задок и цепкие ноги, обжимавшие брюхо. И сладко и приятно было ощущать на себе тяжесть, легкую и дорогую, и каждой клеточкой кожи затосковал он по своему молодому хозяину.