Читать «Скворец №17 (рассказы)» онлайн - страница 55
Самуил Ефимович Миримский
— Чай пей, пока не остыл…
Петька есть-пить не хотел, однако, чтобы доставить удовольствие деду своим послушанием, налил компоту в кружку; ел и пил с великим шумом, будто проголодался. И все поглядывал на деда, даже приподнимался, чтобы в газетку заглянуть: что. мол, там интересненькое такое? Явно хотел разговор завязать и, между прочим, о медалях расспросить, очень они почему-то занимали его, но дед на эти намеки не поддавался, а продолжал себе почитывать. А когда прочитал всю газету до корки, встал и потянулся:
— Пора и спать.
Петька с грохотом бросился убирать со стола. Крышку с чайника на пол свалил, поднял ее, стал обдувать, притащил из сеней веник, махал им по кухне, разнося мусор по всем углам, а дед стоял в дверях, наблюдая за внуком, за суетливыми его движениями, и глаза его, бесцветные за стеклами очков, были какие-то странные: не то доверчивые, не то усмешливые не поймешь.
Ночью Петька проснулся и услышал невнятный разговор. Сперва подумал, что это дед бормочет со сна, а потом сообразил: нет, дед так много не говорит, только мать так сыплет словами
— Ночь, темнища… Батюшки, что же делать? — шептала она. — А у меня чемодан — раз, корзина — два, а тут ещё авоська. Семечек накупила дешевых, на базар думаю снести. Сижу это я и. прямо сказать, смерти своей жду. Кто ни пройдет, проедет, а мне чудится конец мой. Спасибо, Назымка, шофер, меня узнал, а то бы и до утра не добралась…
Петька перевернулся на другой бок — после вчерашней бессонной ночи не мог расклеить глаза — и снова заснул. Но, видно, ненадолго, потому что. когда опять проснулся, все ещё было темно, взрослые не спали, о чем-то тихо беседуя. На этот раз говорил дед. Говорил сипловатым голоском, часто останавливаясь.
— Да кури ты, чего в форточку дуть…
— Как бы малого не разбудить… Он на табак чуткий у тебя…
— Ой, не говори! Сколько я с ним воевала, а все без толку. Годов, поди, с десяти курить начал, батька приучил. Вместе, бывало, и курят… Тьфу!..
Что-то они ещё говорили, но совсем уже приглушенно, и сквозь сон Петька только и мог разобрать, что дед поминал фрицев, на которых поиздержался здоровьем, ругал Настю — не могла-де удержать какого-то варнака, мать о чем-то просила его, но дед возражал
— Безотцовщина, — просипел он и закашлялся. — Наказанье это нам за грехи.
Какое наказанье? За чьи грехи?.. Петька уже ничего не соображал, потому что видел сон. Стоит дед у обрыва реки, фрицы идут на него, а он лопатой сбивает их вниз. Непонятно, откуда и что: тощий, сутулый, спокойно машет лопатой, а фрицы так и летят, так и летят… На пиджаке поблескивают медали, покачиваясь от каждого взмаха руки. Петька и себя увидел во сне. С руками, закрученными за спину, лежит он на спине осла, а рядом вышагивает дед, везет его, чтобы наказать за чьи-то грехи, прямо к обрыву, откуда фрицев кидал. В глазах деда печаль. И не только печаль, но и жалость даже. Но Петька догадывался, что это обманная печаль и обманная жалость, потому что на нем были чьи-то грехи, за которые он должен понести наказанье, и дед исполнял чью-то волю, чью-то страшную волю, перед которой никто не мог устоять.