Читать «Скальпель и автомат» онлайн - страница 67

Тамара Владимировна Сверчкова

На общем собрании, подводя итоги работы за прошедшее время, майор Шафран В. С. отметил хорошую работу персонала. Многих наградили, иные получили благодарность, а мне награду или отпуск на 10 дней в Москву, в Ногинск. Три года, три долгих года не видала маму! Я, конечно, к маме! Сияю от радости. За час друзья помогли мне собраться, начальник штаба старший лейтенант Березинский И. быстро оформил документы. Некоторые поделились пайком для моей семьи, и уже в машине, доктор Воронина Этерия Георгиевна отдала паек масла. Спасибо всем, до свиданья! На попутных машинах (Как, в Москву в отпуск? И все помогают.), поездом.

Москва встретила шумом, беготней, неразберихой, гудками машин, спешащими москвичами, усиленной маскировкой. Выехав 9-го, 11-го была вечером в Москве. И тут же на вокзале попала на глаза патрулю. Ведут к дежурному коменданту. Оказалось, я не по форме одета: на мне шикарная меховая рыжая шапка-ушанка, не чищены сапоги, а в кабуре настоящий пистолет ТТ, да в кармане маленький «бельгиец» с горстью патронов. Да и шла я немного пошатываясь, ведь только после тифа. И шинель, хотя и хорошая, но грязная и мятая. Требуют сдать пистолет, но я не сдаю и сержусь: тыловая крыса. Тогда мне 2 часа строевой подготовки. Ну, это не страшно. Прямо во дворе красиво отшагала, приветствуя патруль. А на дворе уже темнеет. Патрульному приказали сопроводить меня на Арбат в «Военторг», чтобы купить пилотку. Маленьких пилоток нет, приходится взять большую, заколоть сзади булавкой, чтобы не лезла на глаза. Патруль козырнул на прощанье. Не без сожаленья - мало поиздевался над фронтовиком. Уже поздно. В Ногинск нет поездов до утра. На вокзале сажусь на лавочку, вещмешок под голову и засыпаю. Утром 12 апреля рано сажусь в знакомый состав. Стекла все выбиты, кое-где забиты фанерой. Пригрелась в углу и основательно вздремнула. Ногинск! Дорогой город! Здесь родился мой папа! Мои братья и я!

Где-то мама? Подхожу к дому - никого нет. Брожу по улице, знакомых никого нет. Сижу на крылечке, жду. Вечереет. А вот и мама идет с работы. Милая! Милая! Как ты изменилась! Маленькая, сгорбленная, постарела, огромные глаза, отекшие руки и ноги, совсем седая! Милая родная мама! Руки у мамы трясутся. Она предлагает завернутые картофельные очистки и кусочек колючего черного хлеба. Спасибо, милая!

Закипел чайник. Нарезала хлеб, ножом соскабливаю жучков и личинки со свиного шпика. Нарезала. Мама ест с жадностью, не жуя. Хватит! Мама, больше нельзя, плохо будет! Огромные глаза смотрят то сердито, то умоляюще жалобно, и капли мутных слез ползут по морщинистой щеке. Ну, хорошо, еще кусочек, остальное завтра. Чай пьем с сахаром, и только теперь начинается разговор. Город не бомбили. Бабушка умерла от голода в сорок втором, когда немец подходил к Москве, вскоре и тетя Настя ушла следом. Брат Виктор - летчик, умная голова, бывал в ночных полетах, сбит, работает на аэродроме (сталинский резерв). Младший брат Вова, доброволец, контужен под Москвой. Заезжал домой, награжден за добытый из вражеских окопов первой линии пулемет. Ложусь спать и думаю: если бы мы все были дома, с голоду не умерли бы бабушки, и голодный отек не держал бы маму у края могилы.