Читать «Жить и помнить» онлайн - страница 200

Иван Иулианович Свистунов

— Я так и знал. Благоразумие возьмет верх. Только скорей, скорей! Нам помогут. Мы перейдем границу. У нас есть друзья. Только скорей!

— Ты прав. Благоразумие победило. Мы пойдем в управление госбезопасности.

Юзек снова отскочил в угол:

— Я не пойду! Не пойду!

Отец? Нет, он не простит! Станислав? Нет, нет! Ванда? Тоже нет! Мать? Только мать! Юзек на коленях пополз к матери, уткнул голову в ее ноги:

— Мама! Пожалей! Помнишь, как ты защищала меня, когда я был маленький? Пожалей меня теперь. Я жить хочу. Жить!

Ядвига сидела с закрытыми глазами, сжав голову руками.

Станислав подошел к Юзеку:

— Встань! Иди с Яном. У тебя осталась одна дорога.

Юзек поднялся с колен. Обвел взглядом лица родных. Кроме горя, ничего на них не увидел. Поплелся за Яном.

Увидев уходящих сыновей, Ядвига вскочила:

— Дети!

Ванда обняла мать, прижала ее голову к своей груди.

6. Только факты…

Когда Осиков ехал в Польшу, он предвидел, что поездка может оказаться не из легких, что за границей его будут подстерегать всякого рода неожиданности. Он готовился их встретить достойно, как и подобает человеку выдержанному, умудренному житейским опытом, политически подкованному.

Но действительность превзошла все ожидания, сбылись самые худшие опасения. Еще недавно Осикову казалось, что сто граммов, выпитые воркутинцами в вагон-ресторане, чуть ли не ЧП. Его записная книжка была испещрена пометками:

«Самаркин опять усмехался, когда я говорил о бдительности», «Очерет по-прежнему не отходит от окна», «Волобуев на одной станции бегал в буфет».

Какая мелкая, не стоящая внимания чепуха! На фоне последних событий все его факты и фактики — жалкие семечки. В польской семье, куда зачастили члены делегации Петр Очерет и Курбатова, творится какая-то чертовщина: убийство, провокации. Появился мальчишка, по всем данным, немецкой национальности и темного социального происхождения, которого Курбатова хочет усыновить. Есть от чего схватиться за голову!

Возвратится делегация в Москву, и его, раба божьего, потребуют к ответу: «Где вы были, товарищ Осиков? Почему не проявили принципиальности, бдительности, не предупредили, не пресекли? А еще опытный старый кадровик! Пишите заявление и уходите на пенсию!»

Что же делать? Выход один: сейчас же, немедленно написать обо всем докладную: подробно, объективно, самокритично. Изложить на бумаге все накопившиеся факты, поставить все точки над «и», дать оценку произошедшим событиям… Пусть в Москве разберутся. Конечно, влетит и ему, — недосмотрел! — но все же учтут, что он сам первый просигнализировал, собрал нужные материалы и чистосердечно признал свои ошибки.

Перед Осиковым на столе стопка бумаги, авторучка заправлена чернилами. Сиди и пиши. Досконально, подробно, в хронологическом порядке. Факты, только факты…

Факты… Почему-то ему вдруг вспомнился далекий летний вечер тридцать седьмого года. Он тогда еще только начинал свою карьеру кадровика в наркомате, в Москве, в огромном коричневом здании на Садовой.

По порядкам, заведенным в те времена, рабочий день служащих наркомата затягивался чуть ли не за полночь. Называлось ночными бдениями. Сам нарком (он обычно отдыхал после обеда часов пять) сидел, пока не посветлеет край неба за Колхозной площадью, и, естественно, на местах был и аппарат: вдруг «наверху» потребуются справки, цифры, документы.