Читать «Том 7. Конец века (1870-1900). Часть первая» онлайн - страница 368

Эрнест Лависс

185

Борьба аграриев против торгового договора, который дозволил бы ввоз больших количеств русских сельскохозяйственных продуктов, натолкнулась па могущественный отпор со стороны промышленной буржуазии, заинтересованной, во-первых, в дешевом хлебе, а во-вторых, в допущении германских фабрикатов на русский рынок, богатейший из всех рынков сбыта, которыми располагала Германия. Вильгельм сначала попробовал припугнуть Россию таможенной войной. Но русский министр финансов С. Ю. Витте не испугался и ответил крутым повышением ставок на главные предметы германского ввоза. Тогда Вильгельм II уступил и, изменив на этот раз аграриям, перешел на сторону промышленников. Договор с Россией был подписан в 1894 году, — Прим. ред.

186

Рейхстаг в своем большинстве был на стороне косвенных налогов, а не прямых, но он боялся при Вильгельме II сделать правительство слишком уж независимым, если правительство главные свои средства будет в состоянии получать автоматическим путем, через косвенное обложение. Эти опасения появились вследствие совсем неумеренной и беспрестанной болтовни Вильгельма II о своей полной независимости, о божественном происхождении монархической власти и т. д. «Я так хочу и так приказываю, да будет вместо рассуждения моя воля!» — записал Вильгельм по-латыни в книге городской ратуши в Мюнхене. Перед решением тех или иных вопросов он иногда оповещал публику через печать, что выехал на своей яхте в море и будет там вопрошать господа бога о том, как ему надлежит поступить. Все эти юродства заставляли рейхстаг, при всем послушании и раболепстве, все-таки придерживать деньги в своих руках. — Прим. ред.

187

Это весьма путаное обозначение «промышленная демократия» очень мало относится к империи Гогенцоллернов в конце XIX века. Германия вступила в последние годы XIX века в полосу империализма — самого алчного, самого захватнического, откровенно бессовестного и гордившегося своим презрением ко всякого рода гуманитарным и международно-правовым «условностям» а сдержкам. — Прим. ред.

188

По немецкому избирательному закону перебаллотировка производилась между двумя кандидатами, в первом туре получившими наибольшее количество голосов.

189

2 107 100. — Прим. ред.

190

Нет нужды говорить, что, называя Бебеля и Каутского «пророками чистого марксизма», автор допускает грубейшую ошибку. Если у Бебеля были отдельные крупные ошибки, примиренческое отношение к правым течениям внутри социал-демократии, то вся политическая деятельность Каутского, самостоятельно начатая им с недомолвок и отступлений от марксизма в период выступлений против Бернштейна, скоро обнаружила в нем апостола оппортунизма, врага пролетарской революции и СССР. О Каутском в первую очередь см. брошюру Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (Ленин, Соч., т. XXIII). — Прим. ред.

191

См. т. VI.

192

См. т. VI.

193

Редакция и издательство, чтобы не нарушать цельности изложения, дают необходимые пояснения, относящиеся к революционному движению в России, не в виде отдельной краткой статьи, а в виде подстрочных примечаний. Революционная мысль в России не замирала окончательно в течение всего царствования Николая. Прошло всего семь-восемь лет после декабристов, и мы видим уже молодого Герцена и весь его кружок и, дальше, кружок Станкевича, видим проникновение в Россию идей Сен-Симона, наконец, в сороковых годах — повальное увлечение молодой интеллигенции левым гегельянством с последовательно-революционными выводами из него. Революционное мышление Герцена, Белинского, их друзей оказало могучее влияние на младшее поколение, шедшее за ними. Кружок Буташевича-Петрашевского, выслеженный шпионами министерства внутренних дел во главе с Липранди и ликвидированный в 1849 году, увлекался идеями Шарля Фурье и Консидерана, мыслью о совершеннейшей недостаточности и даже бесполезности чисто политических перемен и революций, если они оставляют без изменения эксплуататорский строй, основанный на частной собственности. Жестокое обострение реакции, ознаменовавшее последние годы царствования Николая, на время исключительно сильно придавило умственную жизнь России. Но тут наступил крымский разгром, со времени которого начался новый резкий подъем общественной мысли и общественного движения. — Прим. ред.