Читать «Смягчение приговора» онлайн - страница 3

Патрик Модиано

Как-то у букиниста я листал старый номер «Парижской недели», датированный июлем 1939 года: программы кино, театров, мюзик-холлов и кабаре. Я был удивлен, когда обнаружил там крохотную фотографию Фреде: в двадцать лет она уже открыла ночное кабаре. Эту программку я купил, вроде бы добыл вещественное доказательство, осязаемое свидетельство, что все это мне не приснилось.

Вот что в ней написано:

СИЛУЭТ

улица Нотр-Дам-де-Лоретт, 58

Монмартр. ТРИ 64-72

с 22 часов до рассвета

ФРЕДЕ приглашает в свой кабаре-дансинг для женщин

Из Швеции вернулся

ДОН МАРИО

знаменитый оркестр

Гитарист Исидор Ланглуа

Betty and the nice boys.

И я на минуту вспоминаю тогдашнюю Фреде, какую мы с братом, возвращаясь из школы, видели в саду: она была циркачка, как и маленькая Элен, а мир цирка светился тайной. У нас не было и тени сомнения, что Фреде была хозяйкой цирка в Париже, поменьше, чем цирк Медрано, но все же цирка с полосатым красно-белым куполом, который назывался «Кэрролл'з». Это словечко частенько слетало с губ у Анни и Фреде; «Кэрролл'з» — кабаре на улице Понтье, — но у меня перед глазами был красно-белый цирк шапито, дрессированные животные, и Фреде, изящная в своей ладной курточке, — их укротительница.

Иногда по четвергам она приезжала со своим племянником, мальчиком нашего возраста. И мы вместе играли после обеда. Про «Кэрролл'з» он знал куда больше нашего. Я помню одно его таинственное высказывание, оно и сейчас звучит у меня в ушах:

— Анни всю ночь проплакала в «Кэрролл'з».

Он, верно, повторял тетину фразу, не понимая ее. Когда он приезжал один, без тети, мы с братом ходили встречать его на станцию, сразу после обеда. По имени мы его никогда не называли, да попросту его и не знали. Мы звали его «племянник Фреде».

Чтобы кто-то забирал меня из школы и вообще занимался нами, была нанята молодая девушка. В доме жила она рядом с нами, в соседней комнате. Черные волосы она укладывала в тугой пучок, а глаза у нее были зеленые и настолько светлые, что казались какими-то прозрачными. Она почти не разговаривала. Мы испытывали робость из-за этого ее молчания и прозрачных глаз. Маленькая Элен, Фреде и даже Анни, конечно, имели отношение к цирку, а эта тихая девушка с черным пучком и светлыми глазами казалась нам персонажем из сказки. Мы ее звали Белоснежкой.

Во мне живо воспоминание о наших обедах, когда все собирались в комнате, служившей нам столовой, от гостиной ее отделяла прихожая. Белоснежка сидела в конце стола, брат — справа от нее, а я — слева. Рядом со мной была Анни, напротив — маленькая Элен, и на другом конце стола — Матильда. Однажды вечером не было света, комнату освещала лишь керосиновая лампа, поставленная на каминную полку, и наши лица словно выплывали из тьмы.

Все остальные тоже звали ее Белоснежкой, а иногда «ласточкой». Они ей говорили «ты». И довольно скоро они очень сблизились, потому что она тоже была с ними на «ты».