Читать «Мысли и заметки о русской литературе» онлайн - страница 12

Конечно, нельзя не согласиться отчасти и в том, что наша публика не совсем похожа, например, на французскую, в ее любви к отечественным талантам и отечественной литературе. В Париже вышло новое издание (которое счетом - и сказать трудно) сочинений Гюго, в то самое время, когда Французская академия отказала ему в звании своего члена: публика изъявила свое неудовольствие тем, что в несколько дней раскупила все издание… У нас еще невозможны такие явления. Почти каждый образованный француз считает необходимым иметь в своей библиотеке всех своих писателей, которых общественное мнение признало классическими. И он читает и перечитывает их всю жизнь свою. У нас - что греха таить? - не всякий записной литератор считает за нужное иметь старых писателей. И вообще, у нас все охотнее покупают новую книгу, нежели старую; старых писателей у нас почти никто не читает, особенно те, которые всех громче кричат о их гении и славе. Это отчасти происходит оттого, что наше образование еще не установилось и образованные потребности еще не обратились у нас в привычку. Но тут есть и другая, может быть, еще более существенная причина, которая не только объясняет, но частию и оправдывает это нравственное явление. Французы до сих пор читают, например, Рабле или Паскаля, писателей XVI и XVII века: тут нет ничего удивительного, потому что этих писателей и теперь читают и изучают не одни французы, но и немцы и англичане, словом, люди всех образованных наций. Язык этих писателей, и особенно Рабле, устарел, но содержание их сочинений всегда будет иметь свой живой интерес, потому что оно тесно связано с смыслом и значением целой исторической эпохи. Это доказывает ту истину, что только содержание, а не язык, не слог может спасти от забвения писателя, несмотря на изменение языка, нравов и понятий в обществе. Тут даже и.талант, как бы он ни был велик, не составляет всего. Ломоносов чбыл великий, гениальный человек; его ученые сочинения всегда будут иметь свою цену; но его стихи для-нас могут иметь только один интерес -как исторический (Клт рождающейся литературы, а больше никакого. Читать их и скучно и трудно. На это можно решиться по обязанности, а не по склонности. Державин был положительно одарен поэтическим гением; но его эпоха так мало могла дать содержания для его творчества, что если его и читают теперь, то больше с целию изучения истории русской литературы, нежели для прямого эстетического наслаждения. Карамзин из торной, ухабистой и каменистой дороги латинско-немецкой конструкции, славяно-церковных речений и оборотов и, схоластической надутости выражения вывел русский язык на настоящий и естественный ему путь, заговорил с обществом языком общества, создал, можно сказать, и литературу и публику: заслуга великая и бессмертная! Мы признаем ее со всею охотою и считаем для себя не только за долг, но и за наслаждение быть признательными к имени знаменитого мужа; но все это не даст содержания "Бедной Лизе", "Наталье боярской дочери", "Марфе Посаднице" и пр., не сделает их интересными для нашего времени, и не заставит нас читать и перечитывать их! И обо многих писателях наших можно сказать то же. Нам возразят: "Таково было их время, они не виноваты, что родились в их, а не в наше время". Согласны, совершенно согласны; но мы и не виним их: мы только снимаем вину с нашей публики; наша роль отнюдь не обвинительная, но чисто оправдывательная. О вкусах спорить трудно; но если кого из старых писателей Ваших можно читать с истинным удовольствием, так это Фонвизина. Его сочинения так похожи на записки или мемуары этой эпохи, хотя они и совсем не записки и не мемуары. Фонвизин был необыкновенно умный человек; он не хлопотал о высокопарной, иллюминованной стороне своего времени, но смотрел больше на его внутреннюю, домашнюю сторону. Потому сочинения его крайне интересны. О Крылове не говорим: все мы, раз заучив его в детстве, уже никогда не забываем.