Читать «Боже, спаси русских!» онлайн - страница 13

Хочется заметить, что специфически русское настроение, подмеченное Гоголем и выражающееся в словах «пропади все пропадом» или «черт побери все», отнюдь не безобидно. Под его влиянием человек начинает испытывать на прочность мир и собственную душу. Об этом свидетельствует Михаил Бакунин, когда пишет: «Страсть к разрушению есть творческая страсть». Вспомним русский перевод «Интернационала» – «Весь мир насилья мы разрушим...». Писатель Ф. А. Степун в книге «Прошедшее и непреходящее» формулирует ту же мысль более оптимистично: «В душе русского человека есть наклонность все разрушать до дна и тогда создавать новое, светлое». Звучит замечательно, да только дойдет ли очередь до нового и светлого?

Сомнение в творческом потенциале разрушения высказывает Иван Ильин: «Русскому народу необходимо дисциплинировать волю и мышление; без этой дисциплины русский человек легко становится беспомощным мечтателем, анархистом, авантюристом, прожигателем жизни».

Иногда кажется, что в русском характере заложена некая пиромания – стремление «сжечь все, чему поклонялся». Это ведь очень русское выражение и образ жизни – «жечь свечу с обеих сторон», или «прожигать жизнь». Речь идет не только о тех, кто, подобно Репетилову, «пьет мертвую» и «не спит ночей по девяти». Как часто восклицают герои отечественной литературы: «Пропала жизнь!» или «Погиб!» И неважно, чем загубили ее – гульбой или беспросветным трудом, как чеховский дядя Ваня. Важен результат: герой осознает, что не свершил того, что было действительно важно и нужно. Остался «человеком, который хотел», но так и не осуществил. Как говорит герой Бунина, Тихон Красов («Деревня»): «Пропала жизнь, братуша! Была у меня, понимаешь, стряпуха немая, подарил я ей, дуре, платок заграничный, а она взяла да и истаскала его наизнанку... Понимаешь? От дури да от жадности. Жалко налицо по будням носить, – праздника, мол, дождусь, – а пришел праздник – лохмотья одни остались... Так вот и я... с жизнью-то своей. Истинно так!»

Саморазрушение и «умиление над своей погибелью», протест и смирение – вот она, загадка русской души?

«Россия – Сфинкс»

Великий политик и острослов У. Черчилль говорил о России: «It is a riddle wrapped in a mystery inside an enigma» («Это загадка, облеченная в тайну, в которой скрывается необъяснимое)».

Мы, русские, охотно поддерживаем миф о своей непостижимости – вот, к примеру, философ Борис Вышеславцев в докладе «Русский национальный характер» отметил, что «мы интересны, но непонятны для Запада и, может быть, поэтому особенно интересны, что непонятны; мы и сами себя не вполне понимаем, и, пожалуй, даже непонятность, иррациональность поступков и решений составляют некоторую черту нашего характера».