Читать «Бред» онлайн - страница 75

—  Очень всё это глупо сказали... Впрочем, не все ли равно? И музыки скоро тоже не будет, число сочетаний звуков не может быть безграничным... За ваше здоровье, граф.

—   За ваше, гражданин Майков... Водка недурная. Сами готовите?

—   Сам готовлю.

—   Какие вина на Западе! Вы любите крепкие вареные вина' У меня был настоящий портвейн, из провинции Трас-ос Монтес... У вас, кажется, тоже фабрикуют портвейн? Воображаю, каков он! Настоящий портвейн можно пить только в Португалии... За его отсутствием, выпьем водочки. Не люблю, когда говорят «водка», надо говорить «водочка»... Так, может быть, согласитесь со мной уехать? Вы способны пробежать несколько километров?

—   Совершенно неспособен. Это через границу-то? Никоим образом. И километра не пробегу.

—   А какая у вас болезнь?

—   По-видимому, дело идет к раку простаты. Видите, что эмигрировать мне поздновато.

—   Нехорошо... Сделайте операцию. В Европе отличные хирурги. Это единственная причина, по какой вы не согласны уехать?

—   Одна из двух главных.

—   А вторая?

—   Не дадут визы, а бежать я физически неспособен.

—   Даже на аэроплане?

—   Если с удобствами, легально, то я уехал бы... Взглянуть бы еще раз на свободный мир, а?

—   Там веселее. Ох, скучно у вас.

—   Чудовищно. Невероятно. Невыносимо.

—   Так, так. Кажется, кто-то сказал, что можно жить без литературы, без философии, без свободы, но нельзя жить без сплетен, особенно политических? А у вас, верно, и их нет: нельзя, сексоты... Но как же говорят, будто у вашей молодежи

горят глаза»? Она ведь и без свободы, при этой невероятной скуке, «радостно строит новую жизнь»?

—   Что молодежь! У нее птичий комсомольский разум. Да и не горят у нее глаза. Глаза горят только у служащих Интуриста.

—   Они фанатики. Им отлично платят. У гитлеровской молодежи, впрочем, тоже горели глаза... Но нельзя же, чтобы пропало большое открытие, удлиняющее жизнь людей.

—   Когда человеку осталось жить несколько месяцев, он несколько охладевает и к науке и к славе. Можете сжечь мои бумаги.

—   Сжечь ваши бумаги! В той Роканкурской печке?

—   В той Роканкурской печке.

—   А долг перед человечеством?

—   Я больше не вижу необходимости удлинять жизнь человека. Уж скорее я сократил бы. Да он сам верно об этом позаботится... Может быть, тут и строят новую жизнь, но только всем очень гадко ее строить... Какая скверная погода: холод, ветер, дождь... На Капри не так, а? Я был когда-то. Солнце светится в воде залива? Боже, как хорошо!..

—   Все залито потоками солнца.

—   Все залито потоками солнца. И пальмы?

—   И пальмы. Рай. В Берлине много хуже. Серо. Чистилище.

А у нас ад... Эти ночные пустынные улицы Москвы! В тишине странный звук странной обуви прохожих. Он меня преследует уже тридцать пять лет. Это лейтмотив советской России... А вы не боитесь ходить по Москве в кафтане, длинных чулках и при шпаге? У вас верно есть и револьвер?

—   В мое время револьверов еще не было. Были только пистолеты... Вот.

—   Вас могут арестовать за незаконное ношение оружия.

—   Это был бы гротеск в трагедии.