Читать «Штрихи к портрету кудесника» онлайн - страница 129

Значит, в глубине души она и сама сознавала с горечью, что любой бунт против действительности (против того, что мы называем действительностью!) обречён изначально. Мятеж не может кончиться удачей…

Обожала сюрпризы. Сидели как-то втроём с ней и с Игорьком Пидоренко на веранде тираспольского ресторана. По обыкновению, настрой у меня был близок к похоронному. И что же учудили эти двое! Пошептавшись, скинулись на скрипача, и тот, незаметно подойдя ко мне со спины, внезапно заиграл «Бесса ме мучо». Надо же было так улучить момент! Право слово, чуть слеза не прошибла.

Взять Козинец на слабо́? Проще простого. В разгромленных Бендерах — ну не идиоты ли? — рисуясь друг перед другом, влезли мы с ней на пару в руины дворика, хотя были предупреждены заранее: «Не разминировано! Не суйтесь!» Извлекали нас оттуда с матом и со всеми возможными предосторожностями.

Да что там «не разминировано»! Вот пренебречь условностями — это для женщины куда страшнее, чем прогуляться по минному полю. Дело происходило опять-таки в послевоенном Приднестровье. Среди неброско, я бы даже сказал, неоригинально одетых фантастов невольно приковывал к себе внимание Святослав Логинов, сильно смахивавший на Льва Толстого: рубаха, портки, борода веником, ноги, понятно, босые. Такая уж, надо полагать, была у них тогда в Питере мода.

И вот на крыльцо гостиницы «Дружба» ступает ослепительная Людмила Козинец. Она собирается ошеломить Тирасполь. Чёрное, вроде бы атласное платье безупречного покроя, кружевной мушкетёрский воротник, туфли на шпильках. Ну разве можно появляться в подобном виде при таких обормотах, как мы? Не помню, кого первого посещает эта возмутительная идея, но банда испускает восторженный вопль и заставляет Люду и Славу продефилировать по бульвару под ручку.

На Людкином лице поочерёдно отражаются лёгкая растерянность, досада и, наконец, надменная беспечность (да пошло оно всё к чёрту!). Лихо подхватывает бородатого босяка под локоток — и колоритная парочка в сопровождении ухмыляющейся свиты идёт по аллее, наводя оторопь на богобоязненных тираспольчан.

Это, я вам доложу, было зрелище!

Но в конце концов действительность нанесла ответный удар. Карнавал кончился. Распался Советский Союз, а с ним и ВТО, друзья поразбежались, а тут ещё и развод вдобавок.

И, оставшись одна, Людка решила умереть. Жить без шумной оравы, без яростного обсуждения рукописей, без творческой ругани? Это казалось ей бессмыслицей. И она просто перестала есть. Дочери по телефону врала, что всё в порядке, просила не приезжать к ней в Киев, а сама была на грани голодной смерти. К счастью, Оленька, зная характер своей матери, сообразила, в чём дело, и успела к ней вовремя.

Обо всём об этом я, разумеется, понятия не имел, поскольку пару лет назад мы с Людкой поссорились насмерть, да и в Киев-то попал нежданно-негаданно, по приглашению местного издательства. Было это 8 марта 1995 года.

Чувствовал я себя виноватым и, если бы не праздник, вряд ли бы даже осмелился позвонить. А тут решился.