Читать «В ролях» онлайн - страница 37

Виктория Лебедева

– Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы, –

 

встрепенулась, заозиралась по сторонам, по-птичьи заморгала.

 

– Моих ушей коснулся он, –

 

резко обхватила руками уши,

 

– И их наполнил шум и звон, –

 

затрясла головой, стряхивая с себя воображаемый звук,

 

– И внял я неба содроганье,

И гордый[3] ангелов полет, –

 

гордо вскинула глаза ввысь, к желтому растрескавшемуся потолку, туда же потянула тронутые первым загаром, изящно заголенные руки,

 

– И гад морских подводный ход, –

 

глаза в пол,

 

– И дальней[4] лозы прозябанье, –

 

ладошка у лба, пристальный взгляд в сторону осветительской будки, поверх голов, мимо бешено хлопающего зала.

 

…Пока маленький Илюша, сидя на ковре в гостиной, увлеченно перебирал ленты и пуговицы, вываленные перед ним из швейной коробки, чтобы под ногами не мешался, Галина Алексеевна лично с Любочкой репетировала. Проверяла по учебнику слова, интонацию подправляла:

– Что ты мямлишь?! Это же Пушкин, тут надо громко, с выражением!

Так она и читала. Громко, с выражением, как мама научила:

 

– И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык!

 

Здесь она воспроизвела жест, которому позавидовал бы любой хирург от стоматологии; зал рыдал.

…Днем, когда родители уходили на работу, Любочка репетировала уже одна. Энтузиазма у нее было не меньше, чем у Галины Алексеевны. Она сажала Илюшеньку перед собой и читала ему «Пророка» вслух. Мальчик замирал и недоверчиво наблюдал за маминым строгим лицом. Когда чтение прекращалось, Любочка со смехом хватала оцепеневшего Илюшеньку на руки и кружила по комнате, и тогда он тоже начинал хохотать – ему нравилась новая игра. Петр Василич в подготовку не вмешивался. Любочку он любил и был вполне согласен, что девочке лучше учиться, чем штаны просиживать в глухой деревне. Правда, не верил он в успех этой затеи, ворчал про себя: «Уж лучше бы хоть в медсестры пошла», – но это уже другой вопрос…

А Любочка уже прочла больше половины. Краем уха она прислушивалась к реакции зрителей, и душа ее ликовала. Голос от этого делался еще громче, звонче, жесты – четче и яростнее.

 

– И празднословный и лукавый, –

 

вдохновенно декламировала Любочка,

 

– И жало мудрое[5] змеи

В уста замерзшие[6] мои

Вложил десницею кровавой.

 

Те, кто подглядывал из «кармана», отметили, что Семенцов выглядит абсолютно бесстрастным, а Яхонтов вроде как окаменел. И, действительно, окаменел, сделался соляным столпом, истуканом и не мог отвести от Любочки масляных глаз.

 

– И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул, –

 

доносилось до Яхонтова, а Любочка чуть не рвала на себе модную белую кофточку без рукавов, показывая, как из груди вынимают сердце,

 

– И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую задвинул[7].

 

Тут последовал глухой, с оттяжкой удар в область солнечного сплетения.

 

– Как труп в пустыне я лежал,

И Бога глас ко мне воззвал: –

 

Любочка рухнула на нечистую, многим количеством ног истоптанную сцену и снова вскинула руки к потолку –

 

«Восстань, пророк, и видь[8], и внемли,

Исполнись волею моей,