Читать «Меридон, или Сны о другой жизни» онлайн - страница 6

Филиппа Грегори

Я смутно помню ее: бледная и полная, слишком утомленная кочевой жизнью, чтобы играть с нами. К несчастью, она заболела тифом и вскоре умерла в страшных страданиях, заклиная похоронить ее по цыганскому обычаю. Все ее вещи полагалось сжечь в ночь ее смерти. Но отец не придерживался обычаев, поэтому он сжег какие-то лохмотья, а остальное продал. Данди он отдал мамину расческу, а мне — старый грязный шнурок с двумя золотыми застежками с обоих концов. Он сказал мне, что раньше это было ожерелье из розового жемчуга.

Откуда оно оказалось у мамы, он не знал. Это тоже было ее приданое, и он продавал жемчужину за жемчужиной, пока не остался только этот шнурок. На одной золотой застежке было выгравировано имя «Джон», а на другой — «Селия». Он бы и их продал, если б осмелился.

— Ты имеешь право на него, — сказал он, с видимым нежеланием отдавая мне этот шнурок. — Мать всегда говорила, что это для тебя, а не для Данди. Давай я продам застежки, а тебе оставлю шнурок.

Я помню, как крепко мои грязные пальцы сжали полученное сокровище.

— Я оставлю себе все, — ответила я.

— Но я поделюсь с тобой вырученными за них деньгами, — уступил он. — Мне — шестьдесят пенсов, тебе — сорок.

— Нет, — отрезала я.

— Этого хватит, чтобы купить булку с сахаром.

Мой голодный желудок сжался, но я оставалась тверда.

— Нет, — повторила я. — Кто такие эти Джон и Селия?

— Не знаю. — Отец пожал плечами. — Должно быть, какие-то люди, которых знала твоя мать. Она всегда говорила, чтобы я отдал его тебе. А обещания, данные мертвым, надо исполнять. Она велела тебе беречь его и показать тем людям, которые станут тебя искать. Когда кто-нибудь спросит, кто ты.

— А кто я? — немедленно потребовала я ответа.

— Одна из двух образин, с которыми я должен нянчиться, пока не избавлюсь от них.

Его хорошее настроение улетучилось вместе с надеждой получить обратно золотые застежки.

Это время уже не за горами, думала я, посасывая стебелек травы. Наш разговор произошел довольно давно, но отец по-прежнему считал, что он с нами нянчится. Он не замечал, что Данди практически кормит нас. Что без меня он не смог бы объезжать тех лошадей, которых он готовил на продажу. Он был отъявленным эгоистом, и притом очень глупым.

Я предчувствовала, что Данди кончит на панели. Это светилось в ее бесстыжих черных глазах. Если бы мы жили в настоящей цыганской семье, ее бы рано выдали замуж и муж и дети удержали бы ее. А здесь с нами никого не было. Отцу было безразлично, что с нами будет. Займа только хохотала, говоря, что к шестнадцати годам Данди уже попадет на улицу. Но я поклялась, что этого никогда не случится. И уберегу ее я.

Плохо, что это совсем не пугало Данди. Она была тщеславная и привязчивая. Она думала, что это означает хорошие наряды, танцы, внимание мужчин. Она прямо не могла дождаться, когда вырастет, и всякий раз, когда мы переодевались или купались, она допытывалась у меня, не стала ли ее грудь больше и привлекательнее. Данди смотрела на жизнь смеющимися ленивыми глазами и не ждала от нее ничего дурного. А я, которая встречала проституток в Саутгемптоне и в Портсмуте и замечала страшные язвы на губах и пустоту во взглядах, — я скорей предпочла бы видеть Данди воровкой и попрошайкой, какой она сейчас была, чем проституткой.