Читать «Создание Представителя для Планеты Восемь» онлайн - страница 32

Дорис Лессинг

Где же Канопус? Почему его эмиссары так медлили, заставляли нас ждать, страдать, удивляться и сомневаться в нашем спасении? Лишаться веры в самих себя и в них? В чем была причина этого? Да, они предупредили нас, заставили нас подготовиться, поручили построить нашу заградительную стену, научили, как изменить наши обычаи, — порой казалось, что перемена произошла в самих наших сущностях, в наших внутренних «я», — и еще они доставили это удивительное вещество, которым можно было одевать города, словно те были людьми. Но нас не спасали, не освобождали; и повсюду наши люди вырождались и становились ворами, а порой и убийцами, и всему этому не было видно конца.

Мы говорили о том, что было у нас в мыслях тем холодным утром, на ледяном утесе. Мы, Представители… Нас было пятьдесят, и мы тщательно продумали каждое мероприятие, очертили круг обязанностей и работ, что выполняли (что нам теперь оставалось выполнять). И когда мы стояли там, смотря друг другу в лица или на то, что было видно за длинным ворсом меха, то видели разнообразные цели и назначения старого времени там, где теперь были — снова и снова — Представитель Обеспечения Жильем и Защитой, Представитель Провизии, Представитель Сохранения Тепла. Существовали лишь разновидности этих основных нужд.

Ибо мы продолжали хранить, сознательным усилием, наши знания о собственных возможностях, о нашем потенциале для будущего, который так щедро проявлялся в прошлом. Мы не были просто дрожащими животными, озабоченными лишь тем, как бы обеспечить себя теплом и пищей, — не были лишь тем, что видели, сбившись там в кучку, стараясь удержаться на ногах, поскольку ветер давил на нас, тащил нас. Нет, мы все еще оставались теми, кем были прежде и кем будем снова… Но где же Канопус, который вернет нас самим себе?

Мы снова совершили путешествие вокруг планеты, на этот раз вдоль подножия стены или же склона — не по ней самой, ибо это больше не представлялось возможным, поскольку она была покрыта напирающим льдом. Мы пробивались через снежные сугробы или шли по промерзшей земле и постоянно смотрели вправо, ибо двигались так, чтобы солнце было перед нами, насколько это только было возможно, — наше скудное, ослабленное, бледное солнце, которое теперь, казалось, скорее высасывало из нас тепло, нежели согревало и насыщало нас. Наши взоры неотрывно были прикованы к поверхности стены, ведь мы невероятно боялись, что она рухнет совсем. Но до настоящего времени, хотя каждый ее клочок и растрескался, крошился, больших трещин в ней не появилось. Она держалась. Этот обход занял у нас в два раза больше времени, чем когда мы путешествовали с представителями Канопуса; мы мерзли, и цепенели, и постоянно испытывали потребность во сне. Сон… сон… Наш разум находил в нем прибежище, и потребность затеряться в забвении была пыткой. Мы, бывало, садились, тесно прижавшись друг к другу, как только мерк свет, в каком-нибудь месте, где сугробы были не столь глубоки, прислонившись спиной к великой преграде, и ели наше безвкусное и постылое сушеное мясо или же корни полузамороженного тростника: и мы дремали там, словно являясь одним организмом, а не многими — как если бы наши отдельные исключительные личности становились еще одним бременем, которое приходилось отбрасывать, как излишнее движение. И все же мы пребывали в движении… Единственные среди наших людей, мы испытывали своего рода неугомонность, которая и заставила нас предпринять это путешествие. Пока они все это долгое время ожидания дремали и пребывали в мечтах, сгрудившись в своих темных и промерзших домах, мы все еще испытывали потребность спешить с места на место, словно могли где-то еще натолкнуться на нечто, способное нам помочь.