Читать «Сорок правил любви» онлайн - страница 26

Судья скривился. Его лицо стало непроницаемым. Я испугался. Вступая в дискуссию о Законе с судьей, дело которого судить и наказывать, человек заплывает в опасные воды. Знает ли об этом Шамс?

Подыскивая подходящий предлог, чтобы увести дервиша из комнаты, я услышал его голос:

— Есть правило, которое подходит всем.

— Какое такое правило? — подозрительно переспросил судья.

Шамс выпрямился, устремил взгляд как будто в невидимую книгу и произнес:

— Любой и каждый понимает Святой Кур’ан на своем уровне в зависимости от глубины проникновения. Есть четыре уровня проникновения. Первый уровень внешний, и им удовлетворяется большинство людей. Следующий — внутренний уровень. Третий — внутренний внутреннего уровня. А четвертый уровень столь глубок, что о нем нельзя сказать словами, и потому он остается неописанным. Ученые же, — продолжал, блестя глазами, Шамс, — которые сосредоточиваются на законе, знают внешний смысл. Суфии знают внутренний смысл. Святые знают внутренний смысл внутреннего смысла. А что касается четвертого смысла, его знают только пророки, приближенные к Богу.

— Ты утверждаешь, что простой суфий глубже понимает Кур’ан, чем ученый богослов? — спросил судья, барабаня пальцами по чашке.

В едва заметной ироничной усмешке скривились губы дервиша, и он ничего не ответил.

— Будь осторожен, мой друг, — произнес судья. — Слишком тонка грань между твоими словами и откровенным богохульством.

Если в его словах и была угроза, дервиш как будто не заметил ее.

— Что такое откровенное богохульство? — задал он вопрос и, не дождавшись ответа, тяжело вздохнул. — Позволь мне рассказать одну историю.

И вот что он рассказал:

«Однажды, когда Муса в одиночестве бродил по горам, он в отдалении увидел пастуха, в молитве стоявшего на коленях и воздевавшего руки к небу. Мусе это понравилось. Но, когда он подошел поближе, его ошеломило то, что он услышал.

„О мой возлюбленный Бог, я люблю Тебя больше, чем Ты думаешь. Я все сделаю для Тебя, только скажи. Даже если бы Ты попросил меня зарезать самую жирную овцу в моей отаре, я бы сделал это без сожаления. Ты бы зажарил ее и положил ее курдюк в рис, чтобы он стал вкуснее“.

Медленно приближаясь к пастуху, Муса внимательно слушал его.

„Потом я вымою Тебе ноги, почищу Тебе уши и выберу всех вшей. Вот как сильно я люблю Тебя“.

Услыхав это, Муса закричал, прервав пастуха:

„Остановись, невежа! Что это тебе взбрело в голову? Неужели ты считаешь, что Бог ест рис? Думаешь, Богу нужно мыть ноги? Это не молитва. Это богохульство“.

Смущенный и пристыженный пастух много раз извинился перед Мусой и обещал молиться так, как это делают ученые люди. А Муса научил его нескольким молитвам. И отправился дальше, искренне довольный собой.

В тот же вечер Муса услышал голос. Это был голос Бога.

„Ох, Муса, что же ты наделал? Ты выбранил несчастного пастуха, не поняв, как дорог он Мне. Может быть, он говорил неправильно и не так, как положено, но он говорил искренне. Его сердце было чистым, а намерения добрыми. Он понравился Мне. Для твоих ушей, возможно, его слова звучали как богохульство, но для Меня они были сладостным богохульством“.