Читать «Сорок правил любви» онлайн - страница 175
Элиф Шафак
Как-то в нашу дверь постучал рыжий торговец с очень лживой физиономией. Он сказал, что в давние времена в Багдаде был знаком с Шамсом Тебризи. Потом, понизив голос до доверительного шепота, он поклялся, что Шамс, живой и здоровый, прячется и медитирует в ашраме в Индии, ожидая подходящего времени для своего возвращения.
Казалось, отец обезумел. Он спросил торговца, чего тот хочет за благую весть, и тот бесстыдно заявил, будто мальчиком хотел стать дервишем, но, поскольку жизнь пошла иначе, он хотел бы получить хотя бы кафтан такого знаменитого человека, как Руми. Едва услышав это, отец снял бархатный кафтан и вручил его торговцу.
— Отец, зачем ты отдал свой дорогой кафтан проходимцу, если отлично знаешь, что он врет в каждом слове? — спросил я, как только рыжий торговец ушел с нашего двора.
И вот что сказал мне отец:
— Думаешь, кафтан — слишком дорогая цена за его ложь? Нет, мой сын, будь уверен, если бы он сказал правду, если бы Шамс в самом деле был бы жив, я бы отдал за это свою жизнь.
Руми
Бежит время, и в конце концов боль сменяется печалью, печаль — молчанием, молчание — одиночеством, бесконечным и глубоким, как темный океан. Сегодня шестнадцатая годовщина того дня, когда Шамс и я встретились. Каждый год в последний день октября я стараюсь остаться наедине с собой, и мое уединение раз от раза все тяжелее. Сорок дней я провел, обдумывая сорок правил. Я помню их все, и в голове у меня постоянно мысли о Шамсе Тебризи.
Думаешь, что больше нет сил жить. Думаешь, что погас свет души и лучше навсегда остаться в темноте. Однако, когда вокруг сплошная тьма и глаза закрыты на мир, в сердце открывается третий глаз. И тогда понимаешь, что обычное зрение в противоречии с внутренним. Наши глаза не видят так ясно и остро, как глаза любви. После печали настает другое время и является совсем другой человек. И повсюду начинаешь искать любимого человека, которого уже нет нигде.
Видишь его в капле воды, видишь в высокой волне, в утреннем ветерке, очищающем воздух; видишь его в геомантийских символах на песке, в крошечных камешках, что блестят на солнце, в улыбке новорожденного малыша и в собственном быстром беге крови. Разве можно сказать, что Шамса больше нет, если он везде и повсюду?
Каждый день, каждую минуту, медленно кружась в тоске и печали, я не расстаюсь с Шамсом. Шамс навсегда поселился в моей груди. Я храню в ней голос Шамса. От учителя и проповедника, каким я был когда-то, не осталось ни следа. Любовь поглотила все мои привычки и занятия.
Два человека помогли мне пережить самое трудное время — мой старший сын и святой человек по имени Саладин, который работает золотобойцем. Слушая, как он стучит молотком в своей маленькой мастерской, доводя до совершенства кусочки золота, я удивительным образом вспоминаю танец кружащихся дервишей. Ритм работы Саладина совпадает с тем священным ритмом, о котором говорил Шамс.
