Читать «Жан–Мишель Тибо Избранница богов» онлайн - страница 60

Каждый раз, попадая сюда, Мишель и Дхама любовались отделкой дворца — арабесками, выполненными в голубых, зеленых, желтых и красных тонах, и каллиграфическими надписями — священными стихами или изречениями пророка. Вскоре они оказались перед проемом в беломраморной стене. Над ним были начертаны изящной вязью три огромные, в человеческий рост, арабские буквы.

Эмир Омар, проследив за взглядами гостей, торжественно произнес:

— Эти три буквы — АЛР — включены в одиннадцатую суру под названием «Худ»1: «Алиф Лам Ра. Писание, знамения которого утверждены, потом ясно изложены от мудрого, ведающего, чтобы вы не поклонялись никому, кроме Аллаха, — поистине, я для вас от Него увещатель и вестник! И чтобы вы просили прощения у вашего Господа, а затем обратитесь к Нему, и Он дарует вам благое достояние до предела назначенного и даст всякому обладателю милости Свою милость. А если вы отвернетесь, то я боюсь для вас наказания дня великого. К Аллаху вам возврат, и Он над всякой вещью мощен!»

Эмир замолчал, а Дхама и Мишель обдумывали услышанное. Создавалось впечатление, что священные слова из Корана были обращены непосредственно к ним. Они прозвучали как упрек… Эмир улыбнулся и пригласил их следовать за собой.

Того, кто решил бы, что хозяин этого дворца, полного изречений Аллаха, — страстный и суровый защитник ислама, насаждающий его с помощью когорты фанатиков, и каждый

Отрывок из суры «Худ» дан в переводе И. Ю. Крачковского.

день только что отсеченные головы инакомыслящих выставляются на крепостных стенах дабы укрепить народ в его вере, ожидало разочарование.

Али–Асаф–шах IV был из той породы верующих, кто не принимает во внимание наложенных религией запретов. Веками его предки жили в тесном контакте с индуистами, джайнами, сикхами и буддистами. Столько культур, систем ценностей и воззрений смешалось на этой земле, что это не могло не повлиять на мировоззрение исламских правителей. Али–Асаф–шах IV совсем не был похож на диких воинов арабских и персидских пустынь, своих предков, которые в легендарные и славные времена подчинили себе Африку, Европу и прогнали китайцев за Гималаи.

Султан ценил удовольствия земной жизни. Поведение этого гурмана и эстета, приемлющего идеи зарождающегося капитализма, приводило в ужас блюстителей веры. Напрасно они убеждали его совершить паломничество в Мекку и там попросить у Господа прощения. Надежды на то, что это когда–нибудь свершится, таяли с каждым днем.

Высокий, хорошо сложенный, с мужественными чертами лица и умным взглядом карих глаз, султан устроился на удобной банкетке под расшитым золотом балдахином. На других банкетках и в низких креслах расположились его друзья, визири, чиновники высшего звена, четыре супруги и три любимых наложницы (султан был не из тех, кто держит своих женщин пленницами в гареме).

Эти избранные наслаждались пляской ста девяти танцовщиц, облаченных в многослойные прозрачные одежды. Султан не особенно чтил правила этикета: стоило эмиру, Мишелю и Дхаме войти, как Али–Асаф–шах встал с банкетки и с улыбкой на устах направился к ним. Последовал обмен дружескими приветствиями.