Читать «Крутые версты от Суры» онлайн - страница 9

Но вот однажды они вернулись поздно вечером из гостей. Василий наш изрядно пьян, но держится твердо на ногах. Войдя в избу, он вынул из кармана пустую бутылку и ударил об стол. Продолжая бессмысленно улыбаться, схватил жену за волосы, намотал их на левую руку, повалил ее на пол и стал наносить удары правой рукой по лицу, голове, спине. Мать его стоит тут же, но не вмешивается. Молчит и спокойно наблюдает. Мы кинулись врассыпную к двери, я прополз на четвереньках под кутником [4] , выбрались на улицу и побежали к соседям. Вернулись только поздно ночью. Наутро наша Соек (София) осматривает себя в зеркало - синяки на лице, порядочную плешь на голове, вырванные волосы. Ругает Василия, но чувствуется, что злости у нее к нему нет. Просто ворчит для порядка, по привычке. Тот, как обычно, улыбается, ни капли раскаяния в нем не видно.

Что это за люди? Да люди ли они? Я уже читаю и серьезные романы, благо тут школьная библиотека богатая, дореволюционная, но нигде не читал о таких людях. Там все происходит возвышенно, благородно, герои влюбляются, страдают, ценою неимоверных усилий, подвигов добиваются расположения своих возлюбленных. А тут?

4 широкая лавка в избе

Пасха в клозете 

Школа наша представляет собой двухэтажное деревянное здание, стоит на площади против церкви. До революции это была учительская семинария. Странно, откуда могло появиться в этакой глуши, да еще в царское время, такое культурное учреждение? Оказывается, это связано с именем знаменитого русского ученого Магницкого, автора многих учебников по математике, по которым тогда училась вся Россия. Школа построена по его инициативе и, кажется, даже на его средства.

Книги целиком поглотили меня. Теперь свободно читаю Мамина-Сибиряка, Лескова, Бунина, добрался и до Толстого.

Каждую субботу по-прежнему ходим домой, а в воскресенье тащимся с великим трудом обратно. Дома я веду свой дневник, начал уже третью общую тетрадь. А записывать есть что, ведь идет коллективизация, коренная ломка старых устоев в деревне, события громоздятся словно айсберги одно на другое. Но вот наступает долгожданная весна, овраги стали непроходимыми, в них бушует вода, бурлит водопадами. Мы сидим по целым дням голодные, не можем попасть домой. Хозяйка видит наше безвыходное положение, дает нам по караваю хлеба взаймы.

Наконец, наступила пора экзаменов. Меня они особенно не волнуют, ведь я первый ученик класса, к тому же секретарь учкома. Экзамены сдал успешно, по всем предметам «отлично». По решению домашних я еще один год проболтался дома, еще одна несусветная глупость старших. Все почему-то считают меня маленьким, сам-то себя я считаю взрослым.

Теперь в семье нас трое: дядя Семен, тетя Мария и я. Мать замужем во 2-м Чебаково. Изредка я навещаю ее. Мне жалко ее, трое чужих детей, да и отчим болезненного вида. Младшие еще не умеют говорить, старшая, видать, смышленая, ей явно приятно иметь в моем лице старшего брата. Большую часть времени я провожу у друга Матвея. У него есть балалайка, у соседа рядом мандолина и гусли. Мы с Матвеем скоро научились играть на этих инструментах. О покупке балалайки нечего и думать, поэтому я решил сделать ее сам. Провозился дня три и сколотил - таки балалайку. О качестве говорить не приходится, но играть можно. В те глухие времена тяга к искусству, к культуре была велика. Помню такой случай. В пасхальную ночь комсомольцы устроили в школе антирелигиозный вечер. Как водится, старый коммунист Милашов сделал доклад, яростно потрясая кулаками в сторону церкви. Говорили, что он готовился стать псаломщиком, но что-то у него не получилось, и он стал воинствующим безбожником. Потом спектакль и концерт. В ходе представления я забрался под сцену (доски, разложенные на партах) и заснул. Было мне тогда что-то около шести лет. Проснулся только утром. Оглядываюсь - в школе никого нет, наружная дверь заперта на замок, на колокольне звонят к заутрене.