Читать «Том 2. Машины и волки» онлайн - страница 312

…Навсегда остались в памяти проселок, перелесок осенний, мост в овражке, картофельное поле. Осины пожелтели, шелестят иудами, сыпят мокрые листы. Все разбухло от осенней грязи, и грязь налипает на сапоги по колено… Но вот сумерки налились каракатичной кровью ночи, и все провалилось во мрак, в котором ничего не видно… — Этот осенний осиновый иудин перелесок остался в памяти не от той ночи, когда он убил здесь человека, ибо тогда был сенокосный, медовый июнь, — но от той, когда он, по странному закону природы, повелевающему убийце прийти на место убийства, — черными осенними сумерками пришел прокоротать ночь на том месте, где он: убил любовь.

…Осенний переселок, сумерки, дождик, — и потом мрак, в котором ничего не видно… Вечером, после улицы дня и после рек московских улиц, надо подниматься лифтом на третий этаж первого дома Советов. В комнату, если не зажигать электричества, идет синий свет улиц, — и в синем этом мраке над Кремлем, над зданием ЦИК'а плещется красное знамя, — то, ради которого погребен в памяти осиновый перелесок.

Узкое,

7 ноября 1926.

Комментарии

Машины и волки

Впервые роман появился в Государственном издательстве в 1925 году, в Ленинграде. Материалы, отрывки и их варианты публиковались ранее в различных периодических изданиях. Роман неоднократно переиздавался и входил в восьмитомное Собрание сочинений писателя (М.-Л.: Госиздат, 1929–1930).

«Гранью между первым и последующими периодами творчества Пильняка может служить роман „Машины и волки“, — писал критик А. Пинкевич в предисловии к Собранию сочинений. — Здесь выдвигаются на первый план пролетарии — работники машины, поется слава машине. И в то же время, что очень характерно, во всей повести чувствуется резко отрицательное отношение к крестьянину, к „мужику“. <…> Писатель по-прежнему убежден, что наряду с этой организующей волей пролетариата существует и другое: и бунт Стеньки Разина, и разгул, и удаль по лесам и по разбою, и „бей коммунистов, — мы за большевиков“, но завод, но пролетариат организует это во имя того, что впереди <…>» (Пинкевич А. Предисловие. // Пильняк Б. Собрание сочинений в 8-ми тт. М.-Л.: Госиздат, 1929–1930).

Третья столица

Впервые появилась в альманахе артели писателей «Круг» (М. — Пг., 1923. Кн.1). Печаталась также под названием «Мать-мачеха». Вошла во все Собрания сочинений и в сборник «Никола-на-Посадьях» (М.-Пб.: Круг, 1923), отдельные главы публиковались в книге «Рассказы» (М.: Никитинские субботники, 1927).

Повесть писалась сразу же по возвращении из Берлина (март, 1922), в Коломне. В ее основу легли впечатления от поездки за границу. В письме к М. М. Шкапской (24 июня 1922) он так расценивал свою работу: «Я в Коломне, в лете, в жаре, в белых штанах, балдею за столом, — пишу (заканчиваю) повесть, в 5 листов, — единственное настоящее, что мною написано, о загранице, о России, о мире, — „Третью столицу“ („Мать-мачеху“)» (Пильняк Борис. Письма. 2002. С. 178).

Повесть вышла с посвящением А. М. Ремизову, у которого Пильняк жил в Берлине. В предисловии к книге он писал: «„Третью столицу“ читали многие до напечатания, и она вызывала неожиданные недоразумения. В каждом рассказе есть печка, от которой танцует автор, — так вот об этой печке я и хочу сказать. Я писал „Третью столицу“ сейчас же по возвращении из-за границы, — по сырому материалу, писал, главным образом, для Европы, — поэтому моя печка где-то у Себежа, где я смотрел на Запад, не боясь Востока (на Востоке, как известно, восходит солнце)» (30 октября 1922 г.).