Читать «Четыре жизни академика Берга» онлайн - страница 78

Ирина Львовна Радунская

Это была сенсация на всю академию.

Особенно счастлив был Фрейман: он сразу понял и разглядел в радиолюбительстве огромную движущую силу и защищал радиолюбителей от нападок тех, кто считал это пустым занятием или даже «бандитизмом в эфире». Стремясь способствовать созданию широкого радиолюбительского движения, он писал:

«Нам, конечно, хотелось бы, чтобы радиотехника внедрилась во все стороны нашей жизни, чтобы не оставалось такого угла в нашей стране, который не был бы оборудован радиосвязью и чтобы не было такого гражданина, который бы не представлял себе, что такое радио. Перечень широчайших возможностей использования радиотехники, помимо непосредственной службы связи, для самых разнообразных культурных целей можно было бы значительно расширить. Настоятельную необходимость всемерно использовать эти возможности теперь, когда страна жаждет образования и когда ей можно дать несколько новых культурных способов развлечения и заполнения досуга, следует пропагандировать всеми силами и всеми средствами. Для того чтобы «радиодвижение» было устойчивым, необходимо, чтобы в нем участвовали сотни и тысячи, участвовали массы. Бывают же охотники, удильщики, альпинисты. Оказывается, что бывают и страстные радиолюбители. Если первые дали много ценного зоологии, ботанике, географии, то последние могут быть еще полезнее нашей радиотехнике собиранием разнообразного экспериментального материала и непосредственной поддержкой нашей радиопромышленности».

НЕ ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ

Среди преподавателей Военно-морской академии особое место занимал Александр Александрович Фридман. В эти тревожные, голодные годы он в одиночестве решал сложнейшую проблему развития вселенной. Он первый обнаружил теоретически, что вселенная расширяется, раздувается, как мыльный пузырь, что у нее было начало и ее ждет конец. Выводы Фридмана были столь дерзкими, столь решительными, что ими заинтересовался даже Эйнштейн, теория относительности которого послужила Фридману отправной точкой. Правда, Эйнштейн допустил ошибку в вычислениях и выступил с опровержением доводов Фридмана. А потом, разобравшись, написал ему письмо с извинениями и статью в журнал, где признавал работы советского физика очень важными и ценными.

Большинство же сотрудников, студентов и знакомых Фридмана ничего об этом не знали.

— Как же так? — спрашиваю я Берга. — Почему же тогда этому не придали значения?

— Тогда происходила своеобразная переоценка ценностей, — объясняет Берг, — можно было не уделить внимания работе Фридмана, имеющей, конечно, огромное значение для человечества, значение по крупному счету, и в то же время до самозабвения отдаваться строительству новой жизни, решать животрепещущие вопросы текущего дня. А о работе Фридмана мы действительно почти ничего не знали, узнали только после его смерти. Умер же он рано, совсем молодым, неожиданно. Он был молчаливым, скрытным, мы даже не слышали, чтобы он болел, правда, он был худущий, длинный, бледный.