Читать «Ночь каллиграфов» онлайн - страница 6

Единственная женщина в этой мужской обители, я долгое время была вынуждена терпеть их ехидные замечания. Они обзывали меня «ланью» за огромные, слегка навыкате, глаза и «жирафой» за худые длинные ноги. Мехмет сокрушался по поводу отсутствия у меня аппетитных округлостей и в подтверждение своих слов рисовал мим – сначала тонкую, потом жирную. Изгибы буквы так же существенны, как плотное тело и пышная грудь у женщины, говорил мне будто невзначай его сосед и рисовал на стене непристойную картинку.

Только Селим меня щадил. Он продолжал рисовать, рука до сих пор не подводила его, и работалось ему все лучше и лучше. Казалось, вся сила, покинувшая его немощные ноги, досталась правой руке. Работал Селим совершенно бесшумно, в болтовне коллег участия не принимал – он говорил, что сам пророк взирает на его труды. Он единственный из всех молился по пять раз на дню. Ему было все труднее опускаться на колени, а ритуальные обмывания он мог выполнять только с моей помощью.

Селим был не столь безумен, как другие, более иных искусен в нашем мастерстве и чрезвычайно набожен. Я до сих пор слышу, как молитвы скользят вдоль его блестящей бороды: он читает хадис, и пальцы его мерно двигаются при каждом слоге. Старый каллиграф полагал, что единство слова и руки приближает его к Аллаху. Он любил меня наставлять, велел не сходить с пути праведного и стремиться к божественному свету. Селим говорил, и слова его хлестали мне прямо в лицо. Жесткая льняная туника источала дух его веры, аромат мученичества.

Собратья Селима предпочли бы, чтобы он гнил в приюте для умалишенных, называли его лжепророком. Их злословие совершенно его не задевало. Он осуждающе смотрел на них пронзительными черными глазами и говорил, что все они верблюжьи ублюдки. Я без особого успеха пыталась успокоить самых агрессивных, умоляя их вернуться к работе. Они оставляли Селима в покое и принимались за свои фокусы. Старый Али демонстрировал мне девственно чистые страницы, бессвязно и многословно описывая то, что якобы на них изображено, пускаясь в пространные объяснения технического воплощения несуществующих орнаментов. Я с воодушевлением нахваливала его вымышленный труд. Мое доброе отношение еще более его вдохновляло, он превозносил свои неподвластные времени таланты и просил поклясться, что я не раскрою другим его профессиональные тайны, «потому что все кругом – жулики, ворующие чужие идеи».

Мне постоянно хотелось бежать прочь из этого мрачного места. Но стоило одному из них показать мне хотя бы крошечный набросок, как я остывала, понимая, что ни за что не соглашусь добровольно покинуть мастерскую – последнее прибежище начинающих каллиграфов.

Молодые приходили, слонялись по залам, уходили с удрученным видом. Новое поколение не признавало чудесных письмен и потусторонних видений. На смену волшебникам явились ремесленники. Мои грустные колдуны перестали выводить на листе то, что нашептывает Аллах, ибо в новой стране, где молитвы уступили место политическим слоганам Серого волка из Анкары, делать ему было нечего.