Читать «Ели воду из-под крана» онлайн - страница 57

В проходе нарисовалась по-прежнему улыбающаяся Лера, и тут Ваня наконец-то узнал имя Чалого: «Серёня, не заёбывай гостя», — сказала она и начала разбирать пирамидку прозрачных пластиковых стаканов. Иван Фёдорович лихорадочно пытался придумать, что делать дальше, и в паузе выпил. Пойло было резким и тошнотворным, но Лера поднесла пухлой рукой ломоть лимона, он зажевал его и стало проще...

Чалый, в отличие от своего гостя, имя «друга» знали пронёс через годы — «Ваня, как хорошо, что ты приехал!» Выпили по-второй, теперь уже с Лерой и тостом — «За встречу». Потом Чалый сделал серьёзное лицо, налил по третьей и сказал, что надо выпить за Шило, который не дожил до такой радостной встречи. Из комментариев Быковской Иван Фёдорович понял, что старший Шиляев умер из-за сердца три года назад. Задача сама собой упростилась ровно на пятьдесят процентов.

Известие о безвременной кончине Шила стало не единственным откровением. Как выяснилось, оба одноклассника были в курсе жизненных достижений Коваленко — Москва, бизнес, женитьба, дочь. Мир тесен, и мамина подружка Вера оказалась тёткой Чалого. Век живи, век удивляйся.

Выпили две бутылки, после чего отправились к кинотеатру «Жовтень», где в кафе встретились с Саней Васильченко и Севой Домановым, которые тоже учились в классе «А». Дальнейшее развитие событий спрессовалось, Иван Фёдорович начал говорить и поднимал тосты, Бычка опять плакала по Шилу и завучу Леониду Фёдоровичу, который умер на прошлые майские, подавившись куском шашлыка. К разговору присоединились ещё какие-то смутно знакомые личности, среди которых Коваль опознал только Чечендаева.

Потом кафе закрылось и пошли на школьный двор. Была глубокая ночь, и Чалому кто-то из окружающих вынес из дому гитару. Пели «Гоп-стоп» и «Марусю Климову», громко смеялись и снова пили, теперь уже водку. А потом Чалый отодвинул гитару, которая, дзвенькнув, упала на асфальт, и обнял Ивана Фёдоровича. «Ваня, на два слова», — сказал он. Отошли под турники.

— Я, блядь, вспомнил ту хуйню тогда.

Иван Фёдорович попытался держаться прямо и неумело сыграл этюд «непомнящего»:

— Ты про шо?

— Да когда отпиздили тебя под дискотекой. Я извиниться хочу за ту хуйню. Малые были, дурные. Не понимали, какой ты человек. Ты ж шо по физике, шо по химии лучший был. Как Ленин, блядь.

Темнота, дай ей бог здоровья, скрывала лицо потерпевшего, и, икнув, он сквозь сжавшееся горло сказал:

— Да забудь, Серёга, мало ли чего было.

— Ваня, Ваня, пиздец. Слушай, а чего я тебя по имени, как твоего пахана звали?

— Фёдор.

— Ваня, — начал Чалый и закачался ещё сильнее. — Я тебя так люблю, так люблю, Ваня, Иван ты Фёдорович, — потом закашлялся и добавил, — бля, как Крузенштерн в мультике прямо...

Чалый снова поцеловал его крепко, по-цыгански, в губы и потащил в круг. Опять пели старые песни, потом к школьному двору подъехала «десятка», из которой громко пел Юра Шатунов. Чистая метафизика, ничего нового.

Чечендаев и Чалый, шатаясь, отошли к машине и после краткого разговора, который Ваня не расслышал, потому что гитару подхватил Сева и запел «Таганку», фрайера по-быстрому рассосались между хрущёвок...