Читать «Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже» онлайн - страница 3
Лев Иванович Филатов
Поднимался и уходил Аркадьев так же внезапно, как и приходил. И я так и не знаю, отводил ли он одинокую душу, заходя в редакцию или хотел быть полезным нам, репортерам, а через нас — футболу.
Есть ли вообще какой-то резон в попреке: «Э, да он болельщик!», когда само существование футбола обеспечивается нашим к нему неравнодушием?!
Болельщику позарез необходим другой болельщик. Робинзон Крузо, окажись он в наше время на острове с телевизором, после нескольких трансляций помутился бы разумом из-за невозможности обсудить увиденное. С теми, кто из одного клубного лагеря, разговор течет как по маслу, гладкий, ласкательный. Но признаем: и однообразный, топчущийся на месте. А все охочи до остроты, чтобы лезвие повизгивало об лезвие. Схватиться в перепалке — все равно что разрядиться и снова зарядиться.
Футбол идет и идет, подкидывая очередные коллизии и выкрутасы, и мы тут же вцепляемся в них. Футбольные обсуждения, горластые, нерассудимые, резкие, грубоватые, не что иное, как правдоискательство на свой лад. События на стадионе дают повод, толчок, а круги расходятся по городам и весям, возбуждая весь легион.
Двадцать лет болельщицкого стажа и потом тридцать с лишним журналистского — так сложились полвека моей близости с футболом. Чувствую, что от простого сложения проку нет: им ничего не объяснишь.
Вот хотя бы такая задачка. Попробуйте выписать столбиком команды высшей лиги согласно вашему к ним расположению. Вверху — единственная, родимая; ниже— все остальные, которым вы симпатизируете по убывающей. В самом низу окажутся нелюбимые, а для кого-то прямо-таки невыносимые. Потом спокойно взвесьте, насколько ваше отношение к командам совпадает (или не совпадает, что вероятнее) с их общеизвестными заслугами. Легко убедиться, как много личного, не поддающегося разумному истолкованию, вносим мы в восприятие футбола. Уверен, что у кого- то на самой нижней строке окажется либо киевское «Динамо», либо «Спартак».
Задачка не ради того, чтобы укорить. Мне самому не раз приходилось ее решать, пока из лица вольного, способного нагородить в сердцах что попало, превращался в лицо ответственное за свои слова. Что-то при этом терялось. А что- то приобреталось. Думаю, приобреталось больше.
Как же это происходит? Может быть, просто с годами мы научаемся владеть собой, напускаем на себя показную должностную бесстрастность? Или футбол открывается нам в своей безбрежности, и становится нудно бултыхаться возле одного и того же дебаркадера? Не получается ли так, что в футболе мы постепенно начинаем различать кроме гула игры еще и гул времени, а это задевает не на шутку и тянет размышлять о «природе вещей», заодно проверяя самих себя? И в чем власть репортерской работы, подминает ли она нас, ограничивает, развивая сердечную недостаточность, или, наоборот, выпускает на свободу?