Читать «Усталость» онлайн - страница 21

Энн Ветемаа

И рядом со всеми этими Руубенами я вижу наконец и нынешнего, того самого, который спускается сейчас по лестнице, противного и симпатичного, чуточку сентиментального, усталого Руубена Пиллимээса, — он уже надоел себе, но все-таки должен прожить всю жизнь с самим собой, как и все люди на свете. Я гляжу на эти фигуры вовсе не с жалостью, честное слово — нет, скорее с тем приязненным холодком, который порождает во мне и чувство карусели, и щекотание, и шипение. Теперешний Руубен уже не гордится тем, что он так умел видеть пчел, он знает, что многие-многие мальчишки, валяющиеся на краю канав, думают то же самое и это ничуть не оригинально. Но его уже не печалит даже и это знание.

И, конечно, мне не удается миновать одного воспоминания, столь тесно связанного с этой лестницей. Это было… от шестидесяти шести отнять сорок девять … семнадцать лет назад. В верхнем зале этого самого «Du Nord'а».

— Здорово, Руубен! — Александер (тот самый, который работает сейчас швейцаром) вскакивает и спешит к соседнему столику взять мне стул. — Прошу, сядь же!

«Почему, черт побери, он сегодня так почтителен?» — удивляюсь я. Но удивляться мне приходится недолго: Александер протягивает раскрытый журнал, свежий номер «Лооминга».

— Крепко ты даешь!

Краснею я крайне редко. Но на этот раз я и впрямь чувствую, как мое лицо заливает что-то дурацки теплое.

— Не сердись, что я читаю тут… в кабаке. Уж больно было любопытно.

«Лооминг»… Вышел, значит. Чуть ли не две недели кряду я обходил стороной киоски, хоть и понимал, что этим никак не спасешься.

«Лооминг» … Да, я всегда ждал его выхода. Ведь в начале сорокового года в нем напечатали мои первые «настоящие» стихи. Их отнес в редакцию доктор Каррик, отец Маарьи, — сам я еще не решался. И когда их опубликовали, я купил себе десять журналов, раскрыл все экземпляры на одной и той же странице, разложил их в ряд на своем столе, благоговейно смотрел на жирную типографскую краску, жадно втягивал носом ее запах … А теперь…

— Я и не знал, что ты такой ретивый читатель «Лооминга», — пробормотал я, не зная, что сказать.

— А как же! В дни войны я ведь и сам пописывал. Искусство, оно такое, что дашь ему палец, так…

Действительно, Александер тиснул пару каких-то пустяковин во фронтовой газете. Ах, значит, этот человек, у которого даже переносица вспотела от подобострастия, тоже мечтает пролезть в литературу! Но почему все-таки он так подобострастен сегодня? Ведь мои стихи печатаются довольно часто. Да, но это всего лишь стихи… А теперь Александер уже видит во мне кого-то другого — литературного политика! Тошно. Тошно и гнусно… Удрать бы, но Александер уже сделал знак официанту, попросил еще одну рюмку и налил ее до полна какой-то желтой жидкостью. Выпить? Да, выпить я не прочь.

— Хорошо даешь! — Александер подчеркивает ногтем заглавие статьи и мое имя. Сустав его пальца покрыт рыже-золотистыми волосиками. — Руубен Иллиме. «Против космополитизма в нашей литературной жизни» … Бумага могла быть и получше …

Я опрокидываю рюмку и сам наполняю ее снова. Мы чокаемся.