Читать «Смысл игры и другие выступления» онлайн - страница 272

И в условиях той игры, которую я описал, есть две возможности: опамятоваться, пока не поздно, — как говорят: «Пока не поздно, брат», — осознать весь ужас произошедшего, осознать, куда забрела партия, которую втянуло в эту воронку, куда забрело её руководство, куда забрели люди, которые начинали-то просто с протеста против Путина или с желания честных выборов, а кончили неизвестно чем. Осознать, что есть такие персонажи. Осознать, что за всем за этим стоит народофобия. Он же наших отцов и дедов ненавидит. Он людей, которые отпахали на страну, которые принесли всем нам возможность жить и работать, проедая советское наследство, постыдным образом, он ИХ называет некачественным электоратом! Он говорит, что их надо… «Предоставление пенсий, — я цитирую, — должно быть приравнено к отказу от права голоса». Он же об этом говорит. Это потрясающее социальное высокомерие. Потрясающая ненависть к народу. К «родимым пепелищам и отеческим гробам», к этосу, к Родине, к Отечеству. Потому, что следующее, что должно быть у любой силы политической, если она хочет менять процесс, у неё должна быть историческая страсть.

Значит, сначала правда, потом подлинность. Сначала, правда, потом подлинность, т. е. укорененность в этосе и во всем. Связь идеалов и реальности, сначала, правда как реальность, потом связь идеалов и реальности. Вот этот самый этос и вытекающая из него подлинность, родные пепелища и отеческие гробы. Любовь к отечеству. Исторический драйв, историческая страсть. И наконец, последнее, любовь к народу. Вера в народ.

Я сейчас прочитаю строки Луи Арагона, чтобы вы все поняли, в чем разница, в чем разница между вот такой вот исторической страстью которая есть у тех, кто поворачивает исторические процессы и вот жалким прозябанием мусинским, да, с этим воем ядовитым по поводу пенсионеров. Я предыдущий раз читал по поводу теток с фиолетовым хайром, хмурых мужиков, т. е. по поводу народа. Сейчас я прочитаю строки Арагона.

 «И пусть не тот портной уже нам шьет обновы,  И поезда не те, и люди на скамье.  Народ всегда вагон, обшарпанный, дешевый  Унылый третий класс, как на холсте Давье  Сегодня как вчера, а завтра те же песни  Блуждает смутный взор, качается вагон  И стоя в толчее безликие, безвестны  Ты в тусклые мечты устало погружен  Вагон все катится, вагон скрипит от боли  Уходит жизнь, потом на слом сдают ее  Что остается нам, морщины да мозоли  Курить, жевать и спать, донашивать старье  А впрочем что грустить, все чудно все в порядке  Открылся переезд и снова путь прямой  Сигнальные огни сулят нам отдых краткий  Смирившийся народ торопится домой  Смирившийся народ, нет мы поспешно судим  Под пеплом тлеет жар, мечта еще жива  Что толку если мы читать лишь буквы будем  Не видя что из них слагаются слова  Вот этот, что стоит с газетою в кармане  Ременный поручень устало сжав рукой  Конторщик, стрелочник, рассыльный в ресторане  Почтовый служащий, как знать кто он такой  Что зреет в этот миг на дне его молчанья  Что с ним качается в пространство уносясь  Тоска, надежда, гнев, о чем его мечтанья  Чем жилка на виске упруго налилась  Тупая боль в ногах, подъем, скрипят педали  Один спешит домой, другой свернул в кино  Людей текучий груз, их волны на вокзале  Чья мысль, дыханье, труд просчитаны давно  С рассвета до темна, среди ночного ада  Песок прожекторов и каторжный туман  Шагают как в бреду, бригада за бригадой  Чтоб день и ночь гудел в три смены океан  Ты жизнь творишь народ, чтоб жить могли другие  Твоя ж водой течет меж пальцев день за днем  Но ты Христос, ты все апостолы святые  И все что значишь ты, в день Пасхи мы поймем  Уже зажглась заря, для тех кто были слепы  Уснули воины с мечами их,  Но вот в холодный бледный час из каменного склепа  Сын человеческий в льняном плаще встает  Они глядят дрожа, они еще не знают  Что этот луч зари, уже свободный век  О мой народ, смотри как мрак и лож срывает  Тяжелая рука с их истомленных век»