Читать «ОТ ПЕТРА I ДО КАТАСТРОФЫ 1917» онлайн - страница 222
Роман Ключник
Самую бурную деятельность Сперанский развил в период 18101812 гг., когда Наполеон уже готовился напасть на Россию. При этом все исследователи-обожатели Сперанского признают тот факт, что Сперанский был не только выдающимся высокопоставленным масоном, но он был франкофилом в том понимании, что он был по своим убеждениям республиканцем, поклонником французской революции, а Наполеон был для него кумиром.
При этом подчеркну статус Тайного советника государя Сперанского в России перед опасной войной: «Без преувеличения можно сказать, что в 1810-1811 годах величайшей империей управлял Сперанский», — восторженно отметили Л-Г-М. Впрочем, это он делал с 1805 года, но только после 1810 года вдруг встревожились окружающие, стали бить в набат — писать письма и доносы на Сперанского. Почему встревожились? — Во-первых, в столичных придворных кругах вдруг стали наблюдать, что любимец императора стал постоянно злословить на императора, насмехаться, ёрничать и издеваться, и то же самое стали делать его «братья» по разуму из его ложи: Вильде, Цейер, Магницкий и прочие.
Этот «грешок», «легкомысленное поведение» Сперанского отмечают все его многочисленные восторженные обожатели и теперь в 21 веке, например: «Сперанский — язвительный острослов вольтерьянского закала — был крайне неосторожен в высказываниях подобного рода. Например, в перлюстрированном полицией письме на французском языке он позволил себе дорого обошедшуюся (ставшую крылатой) шутку: «Наш Вобан — наш Воблан», — отметили Л-Г-М. Хотя каждый исследователь истории мало-мальски изучивший личность Сперанского и все поклонники Сперанского прекрасно понимают, что словосочетание «легкомысленное поведение» или «неосторожен» никак не подходит к осторожному мудрому «шахматисту» «высокой степени», и звучит как полнейший абсурд.
Ещё более смешно выглядит попытка выкрутиться из неприятной ситуации и даже умудриться обвинить кого-то другого — Л-Г-М: «Балашов (министр полиции А. Д. Балашов. — Р.К.) подстрекал Сперанского к нелицеприятным высказываниям о государе, которые уязвляли болезненное самолюбие Монарха, которые незамедлительно передавал царю». Но Александр Первый упорно не хотел слышать ничего против своего любимого «гуру» Сперанского, ничему не верил.
Мудрый Сперанский ловко защищался, страховался и талантливо лавировал перед императором:
«Меня укоряют, что я стараюсь все дела привлечь в одни руки. Вашему Величеству известно, сколь укоризна сия в существе её несправедлива, но во внешнем виде она имеет все вероятности», — писал Сперанский в письме императору и делал «ход конем» — предложил государю снять с него немного нагрузку, освободить от «финляндских дел», но оставить по-прежнему главой «Комиссии по составлению законов», тогда — «Они почтут меня ниспровергнутым, я буду смеяться их победе, а Ваше Величество раз навсегда освободите себя от скучных предположений».