Читать «Скажи мне, что ты меня любишь...» онлайн - страница 23

Эрих Мария Ремарк

Апассионата! Ты не знаешь, сколько раз я терял и снова находил тебя! Я целыми днями был не в силах писать, потому что кровь во мне ревела, как Мальстрим, и потому что слова от этого ломались, как утлые суденышки в тайфуне, я силился утишить ход крови, огородить дамбами, плотинами и насыпями до твоего появления, но от этих нескольких слов, которые ты телеграфировала, все рушилось, ах, приезжай, неумолимое копье, направленное в мое сердце!

Слышала ты, как часто я с тобой говорил? По-настоящему говорить с тобой я могу, только оставаясь один! Тогда я усаживаюсь где-то в углу на ковре перед горящим огнем и смотрю на него, и звезды снаружи падают в мою руку, и тучи нежно укладываются на мое плечо, и я несу всякий вздор, и потом не могу больше этого выдержать, и беру собак, и выбегаю из дома, и завожу машину, и мы несемся на ней вдоль берега озера, сквозь мертвую тишину итальянских городов; но ни разу это не завершилось хрустом гравия под колесами от неожиданно-резкой остановки, о которой я без устали мечтал, резкого торможения от крика: это ты, это твои руки и твое дыхание, и это чудо, разливающееся окрест, — потому что здесь, на этой чужой дороге, появилась ты, потому что ты ждала нас здесь, потому что ты найдена здесь, ах, драгоценная моя, ты жизнь моего нежелания жить, ангел, молния Предвозвещения, мадонна моей крови, ах, я хочу выйти из дома и ехать в машине, и искать тебя на всех улицах, тебя, Никогда-не-представимую, и, может быть…

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (18.04.1938)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв

[Телеграмма] MDC 610

Ты действительно приезжаешь

Ты действительно приезжаешь

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (до 20.04.1938)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв

MDC 196

Милая, любимая, как подумаю, что ты, может быть, не получишь это письмо — потому что ты уже уехала, потому что ты уже в пути… — разве можно в это поверить?

Порой мне кажется, что я более не способен на это, ибо тьма вокруг сгущается, а запах пороха становится ощутимее, и иногда по ночам из-за горизонта слышатся глухие раскаты…

Иногда все это немножко напоминает последний отпуск — эти неестественно отлетающие дни с последним надеванием солдатских ранцев и беззвучным спускам по каменным ступеням в утренних сумерках…

Это вовсе не страх, любимая. От страха мы все давно отвыкли. И это ни в коем случае не неутолимая жажда и ни в коем случае не печаль. Ведь мы ко всему с такой ужасающей естественностью привыкли! Пожалуй, это, скорее, удивление: приподняли голову и удивились, что все еще не разрушено, что оно еще не убито, что оно еще существует — в дальней дали, правда, но светясь, блестя и переливаясь, как северное сияние тысячи обещаний…

У нас опять мало тепла в наших сердцах для самих себя, у нас, детей смутных времен, столь мало веры в себя — чересчур много храбрости и чересчур мало надежды, и все мы лишь бедные маленькие солдаты, марширующие и марширующие и не знающие, что есть еще помимо маршей…