Читать «Говори! Ты это можешь» онлайн - страница 64

Ромена Теодоровна Августова

Вера (подумав, сурово). Мне нужен ответ.

Глава III

Как составить библиотеку малыша

«Дайте мне большую книгу…» Есть ли у вас поэтический дар? А рисовать вы умеете?

Всякий раз показывать пальцем на картинку и говорить слово по слогам — занятие довольно однообразное. Проходит какое-то время — и ваш ребенок начинает энергично отвергать книжки-раскладушки и требовать «большую книгу».

Однако книг с разработанным и понятным сюжетом для детей с синдромом Дауна нет. И даже самые простые сказки оказываются для них слишком сложными. А ребенок растет и пусть медленно, но развивается. Мы принимаемся за книги посложнее.

Это совершенно новый этап. Дальнейшая работа над развитием речи включает употребление глаголов, наречий, прилагательных, предлогов и т. д. Мало того, как можно раньше следует приступить к усвоению литературной лексики. Нашими помощниками опять-таки станут книги, но не те, что без разбору дарили ребенку бабушки, дедушки и тети, а хорошо подобранная, тщательно, по определенной системе составленная библиотека.

«И на весь крещеный мир приготовила б я пир», — читает мама. Что это за «мир» и что за «пир»? Цари, королевичи, султаны, пещеры, сокровища — что понимает в этом ваш маленький и необученный ребенок? Ему нравится сама музыка речи, и хорошо, если он выловит из текста два-три понятных слова.

Ведь книги с более или менее сложным содержанием непременно включают лексику, которой малыш не владеет, ибо между бытовым языком, на котором говорят с ним родители, и языком литературным очень большая разница. И даже научившись читать, ребенок делать этого не любит — либо читает, как гоголевский Петрушка.

Ребенок не ощущает взаимодействия частей, воспринимает эпизоды вне связи с общим развитием сюжета и, подойдя к концу, уже не помнит, что было в начале.

Трудно даже вообразить себе, насколько картина прочитанного искажается в его представлении. В детстве я пела: «Наш паровоз вперед летит, кому не остановка?» — вместо «в коммуне остановка». Или: «Какие полушарики красивые дарил», — вместо «полушалки ей». «Полушарики» — это нечто разноцветное, вспыхивающее волшебными огоньками. А что такое полушалки?

Сколько таких «полушариков» в голове у ребенка! Каждый из нас может привести примеры подобных аберраций. Взрослый не может внести коррективы в эти искажения — ребенок не говорит или говорит плохо, спросить ни о чем не может. Мы понятия не имеем о том, что он понял и чего не понял. Со временем искажений накапливается все больше и больше, и это еще более увеличивает хаос в его представлении об окружающей действительности.

«Скажи мне, Ваня, кто же это — такой страшный и зубастый?» — «Акула», — отвечает Ваня. И от себя добавляет: «В реке живет». — «Акулы водятся в морях, а в реке живут рыбы», — поправляю я. «А куры водятся на даче!» — Ваня уверенно продолжает тему.

Мы не замечаем, сколько таких поправок вносим в диалог с ребенком, который умеет говорить, на ходу, ежеминутно и ежечасно. Ребенок постоянно наталкивает нас на всякого рода информацию, посредством которой мы дополняем, расширяем и корректируем его представления о мире. Но молчащий ребенок — это человек-загадка. О чем он думает? Он не задает вопросов, да они у него и не возникают. А если и возникают, то он не может их задать, ибо не умеет говорить. И, читая ему книгу, мы не можем быть уверены в том, что труд наш не напрасен.