Читать «Ванька-ротный» онлайн - страница 56

Александр Ильич Шумилин

Около неё на полу в чёрных покрывалах молились монашенки. Лица их были скрыты чёрными накидками, но из-под них торчали носы, костлявые подбородки, и покрытые морщинами губы. Богомолки молча шевелили губами и раз от раза, как по команде, крестились и отбивали поклоны.

Они не повернули головы, когда мы вошли. Они не шевельнулись и не вздрогнули, когда мы переступили через порог их обители. Они не повели даже глазом, когда мы подошли вплотную к столу. Они ещё с большим старанием, рвением и усердием стали креститься, желая пробить деревянный пол своими лбами. Так, во всяком случае, мне показалось.

— Ну, божие коровки! Почему дверь не открывали? — сказал старшина, рявкнув своим могучим басом.

Даже пламя свечей заметалось в подсвечниках и лампадах. Но богомолки не ответили и даже не вздрогнули от его громогласного баса. Они только перестали креститься, замерли, оцепенели, и закатили кверху глаза.

Старшина подошёл ближе к столу, оттопырил большой палец, надавил на круглую буханку чёрного хлеба, и сказал:

— Теплый ещё и совсем свежий! Он собрал со стола несколько буханок хлеба на согнутый локоть, взглянул на меня и передал их стоящему сзади солдату.

— У нас хлеба нет! Солдаты грызут сухари. По три сухаря осталось на брата. А тут хлебом и солью немцев собрались встречать!

— Мне нечем кормить солдат! — обратился ко мне старшина, как бы оправдываясь.

Богомолки не только не взглянули на него, они сделали вид, что ничего не видели и ничего не слышали. В мёртвом горящем городе мы столкнулись с онемевшими существами. Перед нами в свете горевших лампад мрачно мерцала гнетущая средневековая картина. Старушки, от которых веяло неотвратимым потусторонним миром, сидели в избе со спёртым могильным воздухом, с противной примесью горящего в лампадах масла и затхлого жира свечей.

Используя наше молчание, старуха, что стояла на коленях впереди ближе всех к висевшей в углу большой иконе, затянула глухим грудным голосом какой-то молебен.

— "Внемите люди закон божий. Внимайте себе, бдите и молитеся. Стойте в вере неподвижными. Мужайся и крепитеся сердце ваше. Блюдетеся от еретиков. Стерезитеся от иже развратников веры. Мужаитеся, да и крепитеся сердце ваше, вси уповающи на господа бога нашего…".

— Чего она там мелит, старшина? — обратился я к Сенину, — Ты в молитвах чего понимаешь?

— Священным текстом напутствует своих богомолок, — Говорит, берегитесь еретиков. Требует от них твердости духа, — Она у них, вроде как старшая.

— Вроде как ты, — старшина!

Солдаты, стоящие в избе и на пороге, дружно засмеялись. Старуха умолкла, услышав раскатистый смех и наши голоса. Но как только хохот утих, и мы замолчали, она снова запричитала:

— "Господи, перед тобой все желание моё! В делах руку свою увязе грешник!".

— Это она про нас лопочет? Грешниками нас называет? — сказал я, — Нехорошо бабка! Сама русская, православной веры, стоишь на коленях перед святой иконой, богу молишься! А нас солдат-защитников русской земли грешниками называешь! А по всем приготовлениям сразу видно, кого ты божий человек здесь поджидаешь! Немцев, — врагов наших! Попомни мои слова! Бог тебя за это накажет! Сгоришь ты в страшном огне! И не позже, чем завтра, останется от вашей обители пепел и зола! И немцев не дождетесь!