Читать «Счастливый Мурашкин» онлайн - страница 13
Михаил Борисович Кононов
Помолчали.
Метель толкала их то в грудь, то в спину. И казалось, что огромные новые дома с белыми, будто выкрашенными снегом, стенами дрожат и качаются. Как ледоколы в Северном океане.
Свернули в переулок. Стало совсем темно. Фонарей в переулке нет, а окна утром не светятся.
— Первый — математика! — громко сказал Мурашкин. Он боялся темноты. В переулке носились тёмные вихри. Идти стало ещё труднее.
— Если на большой переменке Вихров опять полезет, ты крикни, — сказал Одиноков.
— Я — сам! — неожиданно отказался Мурашкин. — Мне вчера отец приём показал. Я теперь хоть пятиклассника — одной левой!
— Какой приём? — удивился Одиноков.
— Самый лучший! Называется — каратэ!
— Покажи!
— Потом!
Одиноков почувствовал в голосе Мурашкина какую-то хитрость. Это его встревожило. Он знал Мурашкина как человека откровенного. За это и уважал. С детства. С самых яслей.
— Ну, покажи, Мураш! Что тебе — жалко?
— Не стоит, — сказал Мурашкин. И поправил поудобнее лямки ранца. — Каратисты не дерутся. Их и так все боятся!
— Покажи, а то хуже будет!
Они остановились. В темноте лицо Одинокова казалось ещё более суровым и взрослым. Дрались они всего раз в жизни. Ещё в ползунковой группе. С того дня и подружились. Мурашкину мама рассказывала.
Но теперь Одинокое смотрел исподлобья. Не верил, что Мурашкин может его победить.
Мурашкин стал вспоминать отцовский приём. Захват… Подножка… Только сначала нужно крикнуть по-японски, чтобы противник растерялся…
Он представил, как сидит верхом на лежащем Одинокове, а Вихров только дразнится издали, подойти боится. Потом Вихров требует у него пример списать. Но Мурашкин не даёт. И Вихров опять только издали показывает ему кулак…
— Ну? — Одиноков приблизился, поставил портфель на снег.
Они смотрели друг другу в глаза. Ударил порыв метели. И Мурашкину показалось, что он столкнулся с врагом прямо на Северном полюсе. Что Одиноков даже и не Одиноков сейчас, а почти Вихров. Что драться придётся, хочешь не хочешь. И он вздохнул, собрался с силами. И крикнул по-японски так громко, что сам зажмурился.
Одиноков засмеялся. Мурашкин открыл глаза.
И вдруг понял, что не помнит, как нужно делать этот несчастный приём, с чего начинать. Зато он вспомнил, как в детском саду Одинокова дразнили. Три Толстяка — вот как!
Да и при чём тут приём! Приёмом его не возьмешь…
Мурашкин снял ранец, поставил его рядом с портфелем Одинокова. Отошёл на три шага назад. И вдруг бросился на Одинокова, вытянув обе руки вперёд, как он бросался всегда на Вихрова.
Потом Одиноков помогает Мурашкину подняться, отряхивает сзади его пальто, подаёт шапку и ранец.
Одиноков улыбается другу.
— Ничего приёмчик, — говорит он. — Нормально ты меня уложил. Только резче нужно. Понимаешь? Давай покажу!
Но тут слышится школьный звонок. Школа через два дома. А звонок звенит-заливается, и мимо пробегает в расстёгнутой куртке Вихров. Мимоходом Вихров сбивает с Мурашкина ушанку, Одинокова с размаху шлёпает портфелем.
— Ничего! — говорит Мурашкин, принимая от Одинокова шапку. — На большой перемене он у меня получит!