Читать «Реестр убийцы» онлайн - страница 101

— Все в порядке. Все будет хорошо.

Бассет умолкает. Уилл позволяет псу облизать руку с тыльной стороны ладони, где нет ни клея, ни песка.

— Хороший мальчик, — шепчет он. — Не тревожься.

Из прачечной Уилл идет на доносящийся из большой комнаты звук телевизора. Выходя покурить, она всегда оставляет дверь широко открытой и долго сидит на ступеньках, смотрит на черную, как зияющая рана, гладь бассейна, и дымок неторопливо втягивается в дом. Сидит, курит и смотрит на бассейн. Дымом пропахло все, и он ощущает затхлую вонь, придающую воздуху какой-то несвежий, зачерствелый привкус, жесткий, серый, шероховатый, как ее аура. Тошнотворная аура. Аура близкой смерти.

Стены и потолок выкрашены охрой и умброй, цветами земли, каменный пол — цвета моря. Каждый дверной проем представляет собой арку, в громадных горшках — аканты с вялыми бурыми листьями, потому что она забывает вовремя их поливать. На каменном полу — волосы и волоски. С головы, с лобка. Они везде — она бродит по комнатам, часто голая, и рвет их на себе. Сейчас она спит на диване — спиной к нему, и голый затылок светится бледно, как полная луна.

Голые, облепленные песком подошвы ступают бесшумно. На экране Майкл Дуглас и Гленн Клоуз пьют вино под арию из «Мадам Баттерфляй». Уилл останавливается под аркой и смотрит «Роковое влечение», хотя и знает фильм наизусть, потому что видел его много раз, смотрел вместе с ней, только через окно. Реплики звучат у него в голове еще до того, как их успевают произнести на экране. Майкл Дуглас уходит, а Гленн Клоуз злится и рвет с него рубашку.

Рвал, раздирал, отчаянно стремясь добраться до того, что там, под одеждой. На руках было столько крови, что он не видел его кожи и все пытался втиснуть кишки Роджера внутрь, а ветер и песок били их обоих, и они не видели и не слышали друг друга.

Она спит на диване, слишком пьяная и одурманенная, чтобы услышать, как он входит в комнату. Она не ощущает парящего над ней фантома, призрака, ждущего и готового унести ее. Еще скажет ему спасибо.

— Уилл! Помоги мне! Пожалуйста, помоги мне! Ради Бога! Мне так больно! Господи, мне так больно! Не дай мне умереть!

— Ты не умрешь. Я здесь. Я здесь. С тобой.

— Я больше не могу!

— Господь не дает человеку больше, чем он может вынести. — Сколько помнит себя Уилл, отец постоянно говорил это.

— Неправда!..

— Что неправда? — спросил отец в Риме, когда они пили вино и Уилл держал в руках каменную античную стопу.

— Она была у меня на руках, на лице. Я чувствовал ее вкус, его вкус. Я оставил это в себе, чтобы сохранить его живым, во мне, потому что обещал, что он не умрет.

— Давай выйдем. Выпьем кофе.

Уилл поворачивает ручку до предела, и динамики уже орут. Она просыпается, садится… и вот уже кричит, но он едва слышит ее визг из-за ревущих динамиков. Он наклоняется, прикладывает облепленный песком палец к ее губам и медленно качает головой: «Тише». Наливает в стакан водку, протягивает ей, кивает: «Пей». Ставит на пол ящичек с инструментами, кладет на коврик фонарик и камеру, садится рядом с ней на диван и смотрит в тусклые, налитые кровью, испуганные глаза. Ресниц нет — она их вырвала. Она не пытается убежать. Он кивает: «Пей», — и она пьет. Смирилась. Приняла неизбежное. Она еще будет благодарить его.