Читать «Месть волчицы» онлайн - страница 40

Норман Хьюз

Это Халима и еще пятеро ее прислужниц, имен которых Соня не знает. Впрочем, в Логове жриц Волчицы вообще мало кто знает по именам, по крайней мере, из обычных воинов. Больше того, Соня едва ли взялась бы отличить их одну от другой, все они кажутся ей похожими, невысокие, хрупкие, и в то же время с какой-то опасной затаенной силой, приглушенной. И лишь изредка сквозящей в прозрачных голубых глазах.

Но сейчас глаза их полуприкрыты, они движутся, словно во сне, совершая свой таинственный ритуал, и в какой-то момент Соня понимает, что движения их почти полностью повторяют пляску языков пламени в мраморной чаше.

Ритм танца ломается. Поочередно жрицы вскидывают руки и внезапно словно ныряют в огонь, оставляя там внутри что-то белое, ослепительно сияющее, отчего пламя вспыхивает каждый раз с новой силой, сыпля снопами алых искр. Оставив свою ношу в огне, женщины поочередно отходят, и тьма тут же поглощает их. Последней дароприношение совершает Халима, затем разворачивается… и взор ее на несколько мгновений упирается прямо Соне в лицо, так, что ту невольно пробирает дрожь. Но тут же все проходит. Соня едва успевает моргнуть… и когда она открывает глаза, огонь ровно горит в чаше и вокруг него нет ни души.

Но теперь появляется музыка. Точнее не музыка даже, а некая странная какофония, состоящая из ударов большого храмового гонга и нескольких других поменьше, перезвона бронзовых колокольчиков и еще каких-то ударных инструментов, каждый из которых отбивает ритм в своем собственном темпе. Музыка сия, если можно ее так назвать, кажется отталкивающей и завораживающей одновременно. Соне стоит огромных усилий удержаться на месте, ибо все тело ее в этот миг, подчиняясь равномерной пульсации, само рвется к движению.

Но откуда-то она знает, что сейчас — не ее время, что нужно сидеть неподвижно, из последних сил побелевшими пальцами хватаясь за тонкую циновку на полу.

Какое-то движение вокруг… Она не видит лиц, но поочередно, подчиняясь манящему зову, рядом с Соней начинают подниматься фигуры — и одна за другой устремляется к огню.

Рокот храмовых барабанов внезапно делается нестерпимым. Он накатывает, подобно приливной волне, заполняя ее тело без остатка, словно вода — пустую раковину. Она уже не владеет собой. Вместо пульсации крови в ее жилах этот мерный непрекращающийся рокот. Он управляет ее руками и ногами, заставляет подняться-двинуться вперед...

Она идет, запрокинув голову, не видя перед собой ничего, кроме тьмы. Какофония звуков по-прежнему бьет в уши, угрожая разорвать на части черепную коробку. Но лишь одна нота ведет ее, подобно зову. Вечному зову природы, тому же, что заставляет устремляться в пламя крохотных мотыльков-однодневок. Она сама сейчас — всего лишь рыжая бабочка, которая не может, не в силах свернуть с намеченного пути.

Вот она уже у самой чаши. Мраморный, украшенный позолотой и изображениями рун, бортик больно врезается в живот, когда она, по-прежнему повинуясь необъяснимому колдовству, перегибается через край, устремляясь вперед и вниз, — в жарко распахнутый, пылающий зев огня.